Джуди Тейлор - Путеводная звезда

— Очень хорошо. — Она сердито посмотрела на него, а когда они уселись на стулья в комнате, отделанной дубом, спросила: — Какие из моих слов, произнесенных в кухне, так рассердили тебя?

— Я не сержусь на тебя. — Он покачал головой. — Меня раздражает Бриджет. Она даже не догадывается, что я не буду нуждаться в ее услугах уже с сегодняшнего вечера. Я мог бы позволить ей доработать до конца договорного срока, но она слишком вольно ведет себя, будучи при исполнении обязанностей в моем доме. Я бы уволил ее даже прямо с этой минуты.

— Но я не могу заменить ее так скоропалительно, — заметила Мэри. — У меня еще уйма дел перед переездом.

— Каких, например?

— Прежде всего, я должна разобрать все вещи и упаковаться, — ответила она. — Затем надо оплатить счета, подыскать съемщика коттеджа, сообщить всем друзьям, знакомым и в первую очередь родителям, куда я переехала…

Ее родители жили в штате Род-Айленд, где она выросла и откуда после окончания университета переселилась в Нью-Рошелл. После того как у нее появился ребенок, Мэри стала навещать «предков» лишь по выходным дням и по праздникам, да и то нерегулярно. Но ей часто звонила мать, которая хотела знать все: как ее дочь управлялась со своими обязанностями на работе и дома, здоров ли Алекс и почему она не захотела жить в родительском доме? Интересно, что же она скажет любимой дочке, когда узнает, что та собралась переселяться в дом к своему боссу?

— Я могу дать соответствующее указание — и все твои заботы в связи с переездом будут как рукой сняты, — заверил ее Кармело. — Ты не потратишь на них ни своих сил, ни времени.

— Конечно, ты мог бы помочь мне, но я предпочитаю решать свои проблемы сама. — Ее голос был лаконичен и сух. — Разве только ты возьмешь в свои руки сдачу коттеджа, если, разумеется, захочешь, а всеми остальными делами я займусь сама.

Неожиданно нервы ее напряглись, мысли опять стали скакать, суетиться, путаться, и Мэри подумала: разумно ли она поступает, собравшись жить в доме этого мужчины? И не замыслил ли он для нее эту работу няни специально, чтобы потом, когда настанет удобный случай, ему было легче заманить ее в постель?

— О чем ты сейчас думаешь? — вдруг спросил он.

— А почему ты спрашиваешь?

— У тебя такой вид, будто ты считаешь, что я строю в отношении тебя какие-то коварные планы.

О Боже, неужели она такая прозрачная? Мэри почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и словно откуда-то издалека услышала едва узнаваемый собственный голос:

— Ты далек от истины, как небо от земли.

— Мэри, у тебя очень выразительное лицо — разве ты не знала об этом? По нему видно, что творится не только в твоей душе, но и в голове.

— И тем не менее ты делаешь в отношении меня очень поспешные и абсолютно ложные выводы, — категорическим тоном парировала она его утверждение. — Меня не интересуют мужчины вообще, а тем более их планы, да еще и коварные… Кстати, ты заметил, как взглянула на меня твоя экономка, когда я назвала тебя по имени?

— Возможно, ее озадачил тот факт, что ты вошла в мой дом без всяких предварительных проверок и формальностей. Причем вошла вместе со мной. — После коротенькой паузы он добавил: — Уверяю тебя: не многим людям удается так быстро сблизиться с моей персоной. Потому что я постепенно пришел к выводу, что шапочные знакомства и запанибратство никак не оправдывают себя.

— Выходит, я оказалась в этом смысле своего рода исключением? — спросила Мэри.

Уголки его рта тронула легкая ухмылка, и он сказал:

— Возможно.

— Интересно, а почему?

— Ну… скажем так: я счел, что неформальность в наших отношениях улучшит взаимопонимание между нами.

— А взаимопонимание будет способствовать тому, что я стану работать с еще большей отдачей, так? — подпустила она безобидную шпильку и не смогла сдержать улыбку.

— Мэри, я не думаю с утра до вечера только о работе. Когда я не сплю, мои мысли на девяносто девять процентов, может быть, действительно связаны с работой. Но, с другой стороны, в моих жилах, как и у всех нормальных людей, течет горячая кровь, в душе борются страсти, а в сердце рождаются чувства. Я вовсе не бесчувственный робот, Мэри.

Помолчав, она сказала:

— Итак, каковы же будут мои новые обязанности?

Обменявшись мнениями, Кармело и Мэри договорились, что она будет отводить и забирать Робертино из школы, составлять для него меню и в случае отсутствия Энноры готовить еду, проверять выполнение домашних заданий и следить за тем, чтобы у него всегда был в запасе комплект чистого белья и одежды. Уборка помещений, поддержание в доме чистоты и порядка целиком и полностью ложились на Эннору Пламб и местную девушку, приходившую делать уборку два раза в неделю.

— Есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? — спросил в конце их беседы Кармело.

Мэри покачала головой.

— Хорошо. Договорились. Значит, ты приступаешь в воскресенье?

— В воскресенье. И то лишь к вечеру мы только еще переберемся сюда, — уточнила она. — За выходные я должна успеть все окончательно собрать, упаковать и приготовить к погрузке в машину.

Кармело кивнул, довольно улыбнулся, пожал ей руку и сказал:

— Спасибо, Мэри. Я очень высоко ценю твой поступок, все твои действия. Ведь, переезжая ко мне, ты от многого отказываешься, многим жертвуешь.

Когда от прикосновения его руки женщину бросило в жар, тонюсенький голосок, проснувшийся в глубинах ее души, как бы невзначай шепнул ей, что, изменяя географию жизни, она жертвовала не только своим скромным коттеджем и привычным стилем существования. Переселяясь в особняк Кармело Аличени, она лицом к лицу сталкивалась с серьезной опасностью пожертвовать своей свободой.

Заперев на замок дверь коттеджа, Мэри направилась к пикапу, в котором уже нетерпеливо ерзал на сиденье Алекс. Сыну хотелось быстрее двинуться в путь, а его мать уже в тысячный раз спрашивала себя, правильно ли она поступила, согласившись переехать к Кармело. Уже дав ему слово, она все равно продолжала ломать голову над принятым решением и несколько раз даже собиралась отказаться от его предложения. Но каждый раз ее сдерживала мысль о том, что, живя в особняке Кармело, она будет уделять гораздо больше времени дорогому сынуле.

К тому же надо было задуматься и о Робертино, об условиях, в которых он рос, об одиночестве мальчика — его не могло компенсировать даже материальное изобилие в доме. Мэри не могла забыть, как счастливо заблестели его глаза, когда она пообещала ребенку посещать футбольные матчи, в которых он будет участвовать…

Когда они подрулили к особняку, Кармело уже поджидал их у главного подъезда. Он стоял на ступеньке мраморной лестницы и улыбался. Так он никогда еще не улыбался ей. Это была улыбка самца. В ней было что-то сугубо мужское, что-то несдержанно дикое, хищническое. И улыбка эта заставила ее вздрогнуть. А потом задрожать. Но не от страха, а от вожделения, какого она не испытывала еще никогда в жизни. Кровь в ней рванулась по жилам, всю ее бросило в жар, тело неистово затрепетало.