Джоанна Рид - Беру тебя в мужья

Поднявшаяся волна ревности вызвала прилив жгучей, мучительной боли. Клодия резко встала и направилась к телефону. Разговаривая с отцом, она изо всех сил старалась, чтобы голос ее не прервался плачем, который тугим комком застрял у нее в горле. Положив трубку и сохраняя внешнее спокойствие, она ушла в свою спальню и лишь там дала себе волю, разразившись рыданиями.

Она не любила Брента, прошлое кануло в вечность, но ее тело и душа… Они одинаково мучительно ныли. С того момента когда Брент снова появился в ее жизни, Клодия сразу распознала опасность и, как могла, старалась предотвратить ее. Но тщетно.

Мысль о Бренте, занимающемся с кем-то любовью, была невыносима. Интимные подробности все время всплывали в ее памяти. Неужели от какой-то другой женщины он получает тот же чувственный, безумный, неистовый отклик, который всегда вызывали в ней его ласки? Клодии хотелось закрыть глаза и умереть.

Она лежала в темноте и молилась, чтобы, не дай Бог, не влюбиться в Брента снова. Рано или поздно она научится справляться с желанием, с бесконечной сердечной болью. Но если опять придет любовь, она пропала.

Клодия оставила Брента в кухне готовить утренний кофе, а сама отправилась по магазинам. Впереди целый день. Она может делать что угодно и как угодно проматывать его деньги!

Эти мысли, пожалуй, не назовешь благородными, но мне плевать, мстительно думала Клодия, расплачиваясь с таксистом на Оксфорд-стрит, главной торговой улице Лондона. Брент же сам сказал, что у него есть деньги и она может их тратить. Пусть так и будет.

Клодия знала, что выглядит не лучшим образом. И зеркало, в которое она смотрелась утром, увы, не разубедило ее в этом.

С волосами, которые давно следовало препоручить заботам куафера, в сером костюме, в удобных туфлях на низких каблуках, взятых специально, чтобы ходить по музеям и выставкам, — надо же как-то убить время — едва ли она могла казаться живым олицетворением сексуальности. Клодия увидела свое отражение в витрине и отвернулась.

Перед ней открывались две возможности.

Можно было целый день проторчать в своей комнате, изображая мученицу и гордо отказываясь от денег Брента, или, смирив гордыню, поймать его на слове и, черт возьми, доставить себе удовольствие!

Она выбрала второе.

Перед уходом заглянула в кухню и, глядя куда угодно, только не на Брента, сказала:

— Доброе утро. Я ухожу. Когда вернусь, не знаю.

Брент совершенно ясно дал понять, что не нуждается в ее компании. Что ж, пусть так и будет.

Клодия не могла припомнить, когда в последний раз что-то покупала для себя: не было ни денег, ни желания. А тут вдруг бездонный кошелек и уйма свободного времени. И хотя поход по магазинам замышлялся как акт мести, довольно скоро Клодия обнаружила, что наслаждается, порхая из одного магазина в другой, приобретая вещи, которые должны помочь ей создать совершенно новый образ.

Она выплыла из отдела косметики «Харродса» на волне радости, вспоминая любезных продавщиц, становящихся вдвойне любезными, когда клиентка честно признается в своем полном незнании предмета и просит помощи. До чего же, оказывается, приятно экспериментировать с макияжем! — думала Клодия. Обычно она была слишком занята, чтобы заниматься собой, и успевала лишь мазнуть помадой по губам.

Затем — короткий ланч и снова магазины, магазины… Так продолжалось до шести часов вечера, когда она поняла, что кино отпадает: из-за горы пакетов и свертков ей бы не удалось разглядеть экран.

Решив как можно дольше не возвращаться в ненавистную квартиру, Клодия зашла в небольшой испанский ресторанчик. Сколько же она съела! Блюдо великолепной спаржи и жареный картофель с острым соусом, потрясающие меренги, украшенные жареным миндалем, выпила несколько стаканов красного вина…

После пиршества Клодия уселась в такси и отправилась домой. Хотя место, где она собиралась ночевать, назвать домом было трудно. Но сегодня она не станет об этом думать. Сегодня она устроит себе психологическую разгрузку — перемерит все свои замечательные обновки и постарается думать только о хорошем.

В лифте у нее закружилась голова — то ли от выпитого вина, то ли от потрясающих успехов в растрате чужих денег, а может, просто потому, что Клодия не могла припомнить, когда начался этот сказочный день.

Брент сидел на диване в гостиной и сосредоточенно изучал какие-то бумаги. Когда Клодия, увешанная пакетами, свертками и сумками, проходила мимо открытых дверей гостиной, Брент лишь мрачно взглянул на нее. Клодия, бросив ему вежливое «добрый вечер», прошлепала к себе в комнату.

И сразу же у нее заныло сердце — как всегда, когда она замечала на себе холодный взгляд Брента. Но — мимо, мимо! Сегодня она не позволит ему испортить чудесный день. Ни за что.

Здорово помог душ. Теплая вода смыла усталость и напряжение, а заодно и разочарование от холодного — как будто мог быть другой! — приема.

Клодия выбралась из теплого аромата ванны, откупорила маленький флакончик и тщательно нанесла несколько пахучих капель на запястье. В огромном зеркале мелькнуло отражение ее обнаженного тела.

Да, толстой ее не назовешь, и все же она была не такая уж худая, как казалось, когда на ней была одежда не по размеру.

Руки и плечи несколько хрупкие, но талия узкая, живот впалый… Груди, хотя и не те спелые яблочки, когда-то доводившие Брента до неистовства, все еще упруги и округлы, а бедра по-прежнему сохраняют сияние женственности, свойственное молодым женщинам. Словом, она не поставила бы своему телу слишком высокий балл, но средней оценки оно заслуживало…

Клодия выплыла из ванной в облаке ароматных запахов и потянулась за полотенцем. Увы, следовало подумать об этом раньше. Она не поняла, что Брент уже в комнате.

— Послушай…

Она в панике набросила на плечи махровое полотенце — торопливо, явно не понимая, что делает, — и начала лихорадочно стягивать его на груди. Клодия перехватила прищуренный оценивающий взгляд Брента — и вдруг воздух сгустился, обрел вес, неожиданно стало нечем дышать. Однако Клодия все же почувствовала напряженное ожидание своего тела, инстинктивно отозвавшегося на взгляд Брента.

Сделай он хоть шаг в ее сторону… Это движение могло бы быть едва осязаемым — она уловила бы его, но он произнес только:

— Оденься.

Это коротенькое слово, а главное резкий тон, каким оно было сказано, сразу привели ее в чувство. Клодия бросилась к стенному шкафу, выхватила длинный, до пола, халат и захлопнула за собой дверь ванной комнаты. Когда она вышла, Брент стоял спиной к ней, глядя в окно. Широкие плечи были напряжены.

Он, не торопясь, повернулся, окинул ее своим обычным холодным взглядом и, направляясь к двери, на ходу бросил: