Джоанна Рид - Беру тебя в мужья

Клодия не знала, где он спал, но только не с ней. Не в той великолепной комнате, которую она отвела под спальню. Не будь она в таком заторможенном состоянии, то сейчас, пожалуй, рыдала бы в голос, не обращая внимания на Гая и Эми. Слава Богу, что у нее нет сил даже на это.

А Гай с Эми только и говорили что о Бренте: в котором часу он приехал, надолго ли, будет ли работать здесь, как планировал раньше, или в городском офисе. Впервые в жизни Клодии захотелось, чтобы двое этих дорогих ее сердцу людей оказались за миллион миль отсюда.

Она осторожно обошла все их вопросы, раздумывая, как преподнести им новость о столь скоропалительном крушении ее брака. Это должно прозвучать с сожалением, но как вполне зрелое решение. Можно сказать, например, так: мы с Брентом, все дружно обсудив, пришли к заключению, что совместной жизни у нас не получилось.

— Думаю, Брент вышел взглянуть, что и как, — донесся до Клодии голос Эми.

Скажу, но только не сегодня, смалодушничала Клодия. Сегодня я еще не готова, могу расплакаться… Это будет ужасно!

— И не только взглянуть, что и как, но и пробежаться! — весело провозгласил появившийся в дверях Брент.

Сердце Клодии остановилось и ухнуло вниз.

Брент выглядел, как всегда, великолепно. Свежевыбритый, в черном пуловере и ни тени ночной угрюмости. Клодии даже не верилось, что между ними что-то произошло. Каждый раз, когда она видела Брента, любовь вспыхивала в ней с новой силой, и теперь Клодия в душе оплакивала ту оцепенелость, которая помогла ей прожить это утро, потому что сейчас на нее снова навалилась боль.

— Я сам отвезу Рози в школу, — сказал Брент и с нежностью посмотрел на девочку.

Клодия заметила, что уголок его рта дернулся. Значит, и ему нелегко дается это внешнее спокойствие, отметила она.

— Нет необходимости… — начала Клодия.

— Подождите в холле, я подведу машину поближе. На улице дождь, — как будто не слыша ее, с улыбкой отдал распоряжение Брент.

Он подъехал почти к самой двери, вывел Рози из дома и усадил в машину. Лицо девочки сияло: еще бы — папа сам повезет ее в школу!

Захлопнув за дочкой дверцу машины, Брент вернулся в дом. Капли дождя запутались в его волосах.

— Полагаю, ты воспользуешься моим отсутствием и скажешь обо всем Гаю и Эми. Кстати, не знаешь, где мой плащ?

Клодия заглянула в его глаза — ничего, кроме бездонной пустоты и равнодушия.

— Трус! — выкрикнула она.

Его резкие, подобные приговору слова, которыми завершилась их вчерашняя беседа, ошеломили ее, но теперь оцепенение прошло, гнев и боль снова охватили Клодию.

Никак не отреагировав на ее выпад, Брент снял с вешалки плащ и ровным сухим, как пустыня в полдень, голосом сказал:

— Хорошо, подготовь пока почву. Я вернусь и поговорю с ними.

Клодия захлопнула за ним дверь, стараясь смирить бушующие в ней чувства. Как же ей хотелось накинуться на Брента с кулаками, как хотелось!

Весь мир, видите ли, должен вертеться вокруг него! Он что-то решил — и это становится законом! Стоит ему пальцем пошевелить, и я должна встать по стойке «смирно»! Не будет этого, не будет!

Не чуя под собой ног, Клодия поднялась на второй этаж, застелила постель Рози и свою собственную, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Ветер злобно пригибал деревья, придавая им причудливые очертания. Старина Рон, должно быть, пьет чай и бормочет что-то насчет погоды, а Билл, наверное, работает в оранжерее.

Клодия не знала, почему стоит, уставившись в окно, пока не услышала, как по дорожке мягко шуршат шины «ягуара». Она поняла, что подсознательно ждала Брента. Сердце ее мучительно заныло. Сейчас он войдет в дом и, думая, что она «подготовила почву», начнет говорить какие-то слова людям, которые не представляют, о чем идет речь. Что ж, пусть сам делает грязную работу!

Однако Брент в дом не вошел. Он поднял воротник плаща и размашисто зашагал через мокрую лужайку. Было только одно место, куда он мог идти. И Клодия это место хорошо знала.

Она надела новую, теплую ярко-желтую куртку, сапоги и направилась вслед за ним. У нее есть, что сказать ему лично, и уединенное убежище среди скал, укрытое от непогоды, прекрасно подходит для выяснения отношений. И — будь все проклято! — она заставит его слушать. Пусть не думает, что может отдать приказ — и конец их браку. А у ребенка не будет отца, в котором, по собственным же словам Брента, так нуждаются дети.

«Брак с тобой был крупнейшей ошибкой моей жизни…» — это не довод. Он обязан объяснить, как понимать эти слова.

Брент стоял у самой кромки воды. Его силуэт был едва виден сквозь густую завесу летящих брызг. Шум ветра и воды сливались в оглушительную какофонию.

Брент не видел и не слышал ее, пока Клодия не дотронулась до его руки. Он резко обернулся — взгляд сузившихся от ветра глаз был напряжен, губы сжаты.

Клодия открыла было рот, чтобы излить свой гнев, но тут же закрыла — из-за неистового шума прибоя Брент все равно не услышал бы ни слова. Не нужно мне было сюда приходить, подумала она, вновь погружаясь в темную пучину отчаяния. Лучше бы дождаться его в доме и там все ему выложить.

Она стояла, не пытаясь защититься от ветра, и смотрела на Брента. Покоряясь неизбежному, он пожал плечами, взял Клодию под руку и завел в бухточку, защищенную вздымавшимися к небу скалистыми уступами от злого предзимнего ветра.

В бухточке Брент сразу отстранился, будто прикосновение к Клодии жгло ему руку, и откинул со лба мокрые волосы.

— Что ты хочешь? — резко спросил он.

Клодия устала от бесконечного противостояния, мучительный гнев иссушил все ее душевные силы. Она поняла: враждебные отношения с этим человеком ни к чему хорошему не приведут. Он просто отвергнет ее, не даст ей открыть рта. Она не желает больше обличать его и не будет пытаться наказать за причиненную боль. Она хочет удержать любимого человека, а значит, ей придется открыться перед ним, сказать, что без него жизнь для нее невозможна. Но, чтобы преодолеть его насмешки, недоверие или, того хуже, равнодушие, ей потребуется немало храбрости.

Клодия подняла на Брента усталый опечаленный взор.

— Что привело тебя сюда в такую погоду?

Ее недоумение было совершенно искренним.

Она не сомневалась, что Брент вернется домой, соберет вещи, скажет «до свидания» и уйдет из ее жизни.

— Хотел проститься с нашими воспоминаниями, — сдавленно ответил он. — Удовлетворена?

О каких воспоминаниях он говорит? — подумала Клодия. О том, как мы впервые занимались здесь любовью в то далекое-далекое лето? Или о недавнем пикнике, когда он сделал первую попытку подружиться со своей дочерью?

— Иди домой, пока не схватила воспаление легких, — сказал Брент ровным бесцветным голосом.