Мэри Берчелл - Достойна ли я счастья?

— Я не достойна нимба, — сказала Мэриголд, покачав головой. — Но я рада, если… если мне удалось облегчить жизнь Стефани.

— Давай не будем это обсуждать, ладно? — предложил Линдли.

— Хорошо, — ответила Мэриголд и, помолчав, добавила: — Я должна идти, Линдли.

— Да, пожалуй, тебе лучше уйти. — И Мэриголд вдруг увидела, что их разговор утомил Линдли.

«Он ничем не отличается от своих ровесников, — с удивлением подумала Мэриголд. — Не понимаю, почему раньше он выглядел так романтично».

Она поднялась и нерешительно взглянула на Линдли.

— Ну, до свидания, Линдли. — Секунду поколебавшись, она протянула ему руку.

— До свидания. — Он взял ее руку, но тут же отпустил, и его взгляд ясно сказал Мэриголд, что она уже пройденный этап его жизни.

Она считала, что должна сказать что-нибудь еще, чтобы завершить их беседу, но ничего не могла придумать. Очевидно, что-то похожее происходило и с Линдли. Наконец он молча отвернулся к стене, и Мэриголд тихо вышла из палаты.

Спустя десять минут, когда грозная старшая медсестра пришла проверить, не слишком ли задержалась гостья, Линдли все еще лежал отвернувшись к стене, но медсестра видела, что он не спит.

— Ну вот! — воскликнула она тоном, который вызывал ужас у всех стажеров. — Боюсь, ваш разговор был все же слишком утомительным.

Линдли повернул голову и одарил ее своей потрясающей улыбкой:

— Я не устал, сестра. Скорее постарел, и все.

«Пожалуй, он действительно выглядит старше, чем мне казалось вначале, — подумала медсестра, выходя из палаты. — Удивительно, как все меняет солнечный свет».

Возможно, если бы она сейчас увидела Мэриголд, подумала бы, что и ее изменил солнечный свет. Казалось, что за короткий промежуток времени, проведенный в палате Линдли, Мэриголд стала совсем другим человеком.

Рассеянно попрощавшись с дежурным и медленно сойдя по ступенькам, она пересекла посыпанную гравием дорожку, оказалась на улице и вдруг ощутила восхитительную беззаботность, словно несколько месяцев провела в оковах, а теперь вдруг стала свободной. Она еще не знала, что ей делать с этой свободой, пришедшей так неожиданно.

Спустя некоторое время Мэриголд обнаружила, что идет вдоль стены парка, и, отыскав калитку, не спеша направилась прочь от уличного шума.

Она вспомнила тот день, когда приходила сюда в последний раз. Вспомнила очень отчетливо. Тогда она еще не знала о чувствах Пола и даже не признавалась самой себе в том, что любит его. Она считала, будто он влюблен в Стефани. Мэриголд улыбнулась, вспомнив об этом.

В тот день Мэриголд еще не осознавала, как много может потерять. Позже она испытала головокружительное счастье, услышав признание Пола в любви. Только тогда Мэриголд поняла, как тяжело было бы ей лишиться этого счастья.

С тех пор прошло очень мало времени, но Мэриголд уже успела привыкнуть к счастью. Несмотря на это, сейчас ей казалось, что она жила в постоянном страхе. Хотя было довольно холодно, Мэриголд уселась на одну из пустых скамеек и стала наблюдать за воробьями, ожесточенно дерущимися из-за нескольких хлебных крошек, рассыпанных на скамейке.

Птицы вызвали ее интерес всего лишь на секунду, а потом Мэриголд снова вернулась к своим размышлениям.

Она свободна. Неужели это свершилось? Если так, она должна быть безумно счастлива и вряд ли может тихо сидеть на скамье в парке, спокойно разглядывая обнаженные деревья и мерзлую траву.

Но никто не способен сказать, как поведет себя, добившись исполнения всех своих желаний. Раньше Мэриголд была бы готова рыдать от радости, если бы кто-то сообщил ей, что Линдли не собирается выдавать ее и Пол никогда не узнает, почему он встретил ее в отеле в тот вечер.

Сейчас этот момент наступил. И Мэриголд встретила его спокойно и, как ни странно, без особого восторга.

В первые несколько минут после того, как она ушла от Линдли, Мэриголд была почти неправдоподобно счастлива, что она наконец-то в безопасности. Сейчас к ее счастью примешивалось какое-то другое, неприятное чувство.

Чего еще ей надо? Разве Линдли не сказал, чтобы она больше ни о чем не беспокоилась? Мэриголд не сомневалась, что на этот раз он не лгал, хотя и не могла понять причину своей уверенности.

Но если Линдли не расскажет Полу правду, больше некому это сделать. Кроме нее самой.

Она могла со спокойной совестью похоронить свое прошлое — или, по крайней мере, не волноваться, что о нем станет известно.

Мэриголд тяжело вздохнула. Ее мысли приняли новое, совсем уж нелогичное направление, и она вдруг вспомнила, что Линдли назвал ее хорошей малышкой.

Эта фраза вызвала у Мэриголд и радость, и тревогу. Разумеется, она не «хорошая малышка». Она даже лгала своему мужу — и не только ему.

Это действительно ужасно — говорить неправду человеку, который тебя любит и доверяет тебе больше, чем другим. Он весел и беззаботен, потому что не знает о ее романе с Линдли. Линдли поставил Пола в невыгодное положение, зная о Мэриголд больше, чем ее муж.

— Глупо убеждать себя сделать то, что никогда не сумеешь сделать! Я не смогу сказать ему! — произнесла Мэриголд вслух.

И оттого что она еще не приняла решение, как поступить, ее слова будто повисли перед ней в воздухе, отказываясь исчезать, пока к ним не прислушаются.

Мэриголд неожиданно осознала, в чем дело и почему она не может наслаждаться свободой. Она никогда не будет считать себя достойной счастья, если не расскажет Полу обо всем.

«Это необязательно, — продолжала говорить она себе. — Это не обязательно».

И неожиданно, как будто ее озарило, Мэриголд поняла, что должна сделать это.

Теперь ничто не вынуждает ее признаваться во всем Полу. Но если она действительно любит его, то ей придется быть с ним откровенной.

Мэриголд медленно поднялась на ноги — так медленно, что даже сердитые воробьи не улетели от нее, только отодвинулись на пару ярдов.

Она сказала себе, что сейчас не время принимать окончательное решение. Ее настроение может еще несколько раз перемениться, прежде чем она вернется домой и встретится с Полом.

Но Мэриголд понимала, что лукавит, поскольку на самом деле решение было уже принято и отменить его она не могла.

Девушка шла домой поговорить с Полом. Их любовь должна была выдержать это испытание — или погибнуть.

Мэриголд вернулась домой позже, чем предполагала, и когда она открыла входную дверь, то удивилась, услышав голос Пола:

— Привет, любимая! Это ты?

— Да. — Мэриголд вошла в гостиную и остановилась на пороге, пытаясь свыкнуться с сознанием того, что решительный момент наступил.

Пол полулежал в кресле, вытянув ноги. Он нисколько не производил впечатления человека, готового к серьезному разговору. Когда в комнате появилась Мэриголд, он подошел к ней и, поцеловав ее, взял у нее пальто.