Джейн Харри - Безумие любви

Земля закачалась под ногами у Дороти. Но голос ее прозвучал удивительно буднично:

— А мистер Моблейн знает об этом?

— Нет еще. — Шарлот томно потянулась. — Собственно, я собиралась сообщить это ему сегодня ночью — в постели. Думаю, это самый удобный момент.

Во второй половине дня прибыли два фургона из знаменитых лондонских магазинов и выгрузили подарки Шарлот. Адела была в полном замешательстве, а Ингрид трясло от бессильной ярости.

В результате гостиная теперь была занята шестифутовым сверкающим чудом из золота и серебра.

За обедом леди Кроуз, поморщившись при виде великолепно зажаренной оленины, объявила, что «теперь все достойные люди стали вегетарианцами».

Но трезвость, похоже, у них не в моде, съязвила про себя Дороти, заметив, сколько шампанского поглощает очаровательная дама.

Создавалось впечатление, что Ник буквально околдован своей блудной женой. Он просто не спускал с нее глаз, и девушка чувствовала, что идея воссоединения с каждой минутой становится все менее абсурдной.

Он словно превратился в марионетку, думала Дороти. Актрисе остается только дергать за ниточки.

Чаша ее терпения переполнилась, когда после обеда выяснилось, что щенок добрался до ее спрятанного за диваном сюрприза. Она чуть не плакала, торопливо сгребая изорванные лоскутки и остатки кукол.

Ужасный день, тоскливо признала Дороти вечером, выключая свет в детской игровой комнате.

Прежде чем спуститься в библиотеку, она заглянула в спальню к Аделе. Еще час назад девочка была ужасно возбуждена. Она устроила сцену, когда Гансу не позволили спать у нее в комнате, и требовала в кровать шубку. Но теперь малышка крепко спала.

Я должна радоваться за нее, с укором внушала себе Дороти. Это то, чего она всегда хотела, — мать и отец снова вместе. Но я не могу. Не могу…

Бесшумно ступая по ковру, она подошла к главной лестнице. Где-то скрипнула дверь.

Леди Кроуз выпорхнула из своей комнаты в совершенно прозрачной ночной рубашке из черного шифона, которая не оставляла никаких сомнений в классическом совершенстве ее тела.

Дороти увидела, как она приблизилась к спальне Ника, тихо повернула ручку и скользнула внутрь.

Воссоединение «счастливой семьи» стало полным.

Телевизионная группа с местной студии оккупировала дом с раннего утра, и теперь запись интервью шла полным ходом.

Привлекательная брюнетка, задававшая вопросы, заглянула в свои заметки.

— Означает ли это, что отныне вы будете продолжать свою карьеру на родине, леди Шарлот?

— Я обдумываю несколько вариантов. Но не исключаю возвращения в Голливуд.

— Даже несмотря на то, что сорвался контракт на «Безумие любви»?

— Чепуха. Мы расстались с Бенджи Грантом дружески. Меня не совсем устраивал сценарий.

— А как складываются ваши отношения с Грегом Флошемом?

Шарлот грустно улыбнулась.

— Грег мне очень дорог. И я его никогда не покину. Может быть, довольно об этом?

— Вам известно, что он помещен в клинику в Беверли-хиллз для лечения от наркомании и алкоголизма?

Впервые звезда несколько растерялась.

— Я… Желаю ему снова оказаться в седле!

Почему она смутилась? Дороти, опекавшая присутствующую на съемках Аделу, была заинтригована.

Всю эту неделю актриса давала бесконечные интервью. И каждый раз малышке приходилось позировать для съемок в кружевных платьях, которые ее мать специально привезла для этой цели.

— И вы возвращаетесь к бывшему мужу?

Шарлот загадочно улыбнулась.

— Рождество — семейный праздник. Я просто приехала домой.

Брюнетка взглянула на Аделу, которая уныло стояла неподалеку.

— А ты, малышка? Собираешься стать актрисой?

— Мама так хочет. Она говорит, что мне нужно пройти кинопробу.

Журналистка почуяла сенсацию.

— Это так?

Леди Кроуз мелодично рассмеялась.

— О, моя дочь еще слишком мала, чтобы думать о таких вещах. Я хочу, чтобы у нее было счастливое, беззаботное детство.

— Но ты сказала… — начала было девочка, но мать шаловливо погрозила ей пальчиком.

Интервью было окончено.

— Терпеть не могу эти тряпки! — Адела бросила черный бархатный жилет на кровать и снова влезла в джинсы и свитер. — И ненавижу, когда меня все время снимают. Так скучно.

— Ну что, выпустила пар? — ласково спросила Дороти, причесывая взъерошенную бунтарку.

— Почему мама иногда такая злая?

— Я уверена, она не нарочно, — утешила девочку Дороти, хотя от бурного темперамента Шарлот уже устали все домочадцы.

Кроме Ника, напомнила она себе с горечью. Может быть, страстные ночи компенсировали ему дневные вспышки дурного настроения жены.

Но главным террористом по-прежнему оставался неугомонный Ганс. Он постоянно рвал газеты и журналы, превратил нижние ветки роскошной елки в жалкие лохмотья и, в довершение всего, перегрыз гибкий шнур гирлянды.

И за это Ник шлепнул его ремнем всего один раз!

Однажды щенок проник в комнату Шарлот, которая все еще делала вид, что спит там, и полакомился ее уникальными кожаными сапожками.

Забыв о том, что сама доставила «это чудовище» в дом, актриса билась в истерике, требуя усыпить щенка, в то время как Адела, заливаясь слезами, умоляла о пощаде.

— О боже… — устало изрек Ник, оказавшись между двух огней. — Я беру над Гансом постоянное шефство.

С тех пор они стали неразлучны. Щенок повсюду, даже в офис, сопровождал хозяина и учился более ответственному отношению к жизни.

Когда Дороти и Адела спустились вниз, телевизионщики уже уехали, а леди Шарлот исчезла, никого не предупредив.

— Почему она не взяла меня с собой? — спросила огорченно девочка.

Хороший вопрос, с горечью подумала Дороти. Мамочке явно не до общения с ребенком. Сейчас, наверное, расслабляется в каком-нибудь ресторане.

— Потому что знала, что мы с тобой собирались покупать рождественские венки из остролиста. Беги, надевай свои сапоги.

Домой они возвращались с полным багажником. По настоянию Аделы, состоялась еще и незапланированная экскурсия в питомник, где они основательно запаслись ветками омелы.

— Наша звезда уже дома, — мрачно сообщила им Ингрид. — Отдыхает. Просила, чтобы ее не беспокоили.

Дороти с помощью Аделы занялась украшением столовой и холла. Омела была торжественно подвешена под центральной люстрой в холле.

— Нормально смотрится? — спросила она, опускаясь со стремянки.

— Великолепно! — одобрил Ник с порога. Похоже, впервые за все это время он был в отличном расположении духа.

— Папа, папа! — Адела приплясывала от возбуждения. — Дороти стоит под омелой! Ты должен ее поцеловать.

— Сейчас. — Он протянул дочери поводок, с которого рвался отчаянно бьющий хвостом Ганс, и подошел к окаменевшей девушке. — Извините, — прошептал он. — Но таков обычай.