Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1)

– А где они поджидают? – спросила Млада озабоченно. Тому, что сведения о грозящей опасности пришли через сон, она нисколько не удивилась.

– Когда подъедем ближе, я узнаю окрестности, – заверила Ждана. – Там развилка: от главной дороги отходит окольная. Как же нам быть, Млада? Повозка не пройдёт без дороги, прямиком через лес либо поле: увязнем в грязи или перевернёмся на кочках… А других дорог тут нет. Этих злодеев там человек сорок – вооружённых! Вернее, двадцать на главной дороге и двадцать на окольной. А между – никак не проскочить, непременно застрянем.

Задумчиво потирая подбородок, женщина-кошка ответила:

– Где не взять силой, надо брать хитростью. Я бы, может, и с двадцатью справилась одна, если бы отвар был дозревший. А так… Изворачиваться придётся.

О том, как она собирается извернуться, Млада пока умолчала. Они пообедали, отдохнули и неспешно тронулись в дальнейший путь. Когда до предполагаемого места засады разбойников оставался один перегон, женщина-кошка остановила повозку под огромными, кривыми и многоствольными вековыми берёзами у обочины и велела всем ждать.

Ожидание было затяжным и волнительным. Ждана вся извелась, беспрестанно вглядываясь в дорожную серо-рыжую даль: не появится ли знакомая фигура? Цветанка тем временем выбралась ненадолго из ларя, чтобы дать отдых затёкшему в одном положении телу. Млада оказалась права: лечение не потребовалось, выглядела она уже и без того вполне здоровой и жадно умяла небольшую кулебяку с капустой, крутыми яйцами и грибами, после чего снова спряталась под сиденье, подмигнув Яру и приложив палец к губам. Княжич, думая, что это какая-то игра, хихикнул, а Ждане стало не по себе: нутро и горло заломило от тоскливого холода, будто она выпила слишком студёной воды. В корзине с гостинцами матушки Крылинки после Цветанкиного перекуса осталось всего несколько пирожков, медовый калач и горшочек пшённой каши с кусочками куриного мяса.

За время, потраченное на эту остановку возле уродливых берёз с шершавой, замшелой и тёмной от бездны лет корой, медленно плетущаяся повозка подобралась бы к Белым горам ещё вёрст на тридцать-сорок, не меньше. Но подождать, как выяснилось, стоило. Когда тревога Жданы достигла высшей точки остроты, Млада наконец-то возникла из воздуха, ошарашив своим внезапным появлением Яра, не видавшего ничего подобного:

– Всё. Они не помешают нам проехать.

– Всё? – поразилась Ждана. – Как же тебе это удалось?

– Увидишь, – усмехнулась женщина-кошка.

В том месте, где Ждана видела в своём ночном полёте разбойничью засаду, не оказалось ни души. Они проехали по совершенно безлюдной дороге, только осёдланная лошадь без всадника задумчиво стояла у обочины, провожая их взглядом.

– Ты что с ними сотворила? – недоумевала Ждана, когда они сделали очередной привал на придорожном постоялом дворе.

– Есть такая хорошая травка – дроботуха [39] 1) здесь: вымышленная трава 2) (простонародн.) понос. называется, – хмыкнула Млада. – Очень быстро действует, это её главное достоинство. И душистая очень, как липовый цвет: если в питьё добавить, оно даже вкуснее становится.

Её рассказ был краток. Пока путники полдня томились у древних берёз, Млада раздобыла у местной травницы эту дроботуху и приготовила крепкий отвар. Потом купила бочонок отличного вишняка, влила туда два ковша отвара, одолжила телегу с лошадью и направилась по дороге прямо в засаду. Разбойнички – кто пеший, кто конный – тут как тут: «Кто таков, что везёшь? А ну-ка, выворачивай мошну!» В мошне оказалось пусто, поэтому грабители решили взять то, что Млада везла. Та лишь улыбнулась: «Пейте, ребятушки. Этот медок – для самого князя, так что можете не сомневаться, что он – лучший, что ни на есть». «Княжеским» медком с дроботухой вся шайка угостилась прямо на месте: весь бочонок скорёхонько распили на ура, а Младе ничего не стоило скрыться сквозь пространство способом дочерей Лалады.

– Никогда не слышала про такую траву, – проговорила Ждана. – Как она действует? Усыпляет, что ли?

– Да нет, с неё как раз-таки наоборот – не очень-то поспишь, – засмеялась Млада, сверкнув белыми клыками. – А действует травка так, как называется. Кто нутро своё облегчить долго не может – тому хорошо помогает, послабляет очень скоро – моргнуть не успеешь. Вот только если слишком много её употребить, весьма большие неприятности в животе могут случиться… А этого отвара влила я в медок – будь здоров! Так что корчатся сейчас в придорожных кустиках наши лихие ребятушки – с голыми задницами с места сойти не могут. Не до нас им маленько.

Мал опять фыркнул в ладошку, а Радятко только двинул бровью. Ждана сказала:

– Ну и поделом им. Будут знать, как на дороге бесчинствовать, проезжий люд грабить. Ловко же ты их, Млада!

Женщина-кошка только кашлянула в кулак. Её брови резче выделялись на побледневшем лице, угрюмо нависая над устало прищуренными глазами, осенёнными болезненной голубоватой тенью. Сходство с Твердяной проступило как никогда остро, не хватало только ожогового рубца и бритой головы с чёрной косой.

– Выпей ещё отвара, – предложила Ждана.

– Маловато от него проку, – поморщилась Млада. – Он плохо действует ещё и потому, что сделан на местной воде, а в ней – тоже хмарь… Но совсем без него – тоже невозможно.

Однако скоро стало ясно, что на таком отваре далеко не уехать. К наступлению темноты они одолели ещё один перегон; Млада, бледная до синевы, тяжело сползла с козел и с трудом добралась до постели, опираясь на плечи Жданы и Радятко. К их услугам была сумрачная грязная комнатёнка с соломенными тюфяками, расстеленными прямо на полу, но и этому приходилось радоваться. Младу бил озноб, и её расположили на полатях у протопленной печи. Забыв о сне и пище, Ждана ночь напролёт сидела возле неё. Не имело значения, сколько масла сгорит в лампе – княгиня Воронецкая выложила за постой свои последние деньги. Ложку за ложкой с почти бесполезным отваром подносила она к серым пересохшим губам Млады: больше решительно ничем она не могла помочь. Где-то на задворках памяти теплилась мысль о том, что надо бы снова связаться с княгиней и всё-таки предостеречь от стрельбы в Цветанку, но, сколько ни пыталась Ждана сомкнуть усталые веки, полноценно уснуть не получалось. Страх, что Млада перестанет дышать, то и дело выдёргивал её в явь.

Вместе с бледно-розовым, простуженным утренним светом в бодрствующее око окна заглянуло отчаяние. Млада была совсем плоха – у неё не осталось сил даже на то, чтобы самой сесть в постели, не говоря уж о мгновенном перемещении. После бессонной ночи Ждана сама падала от усталости: от малейшего усилия до мучительной дурноты колотилось сердце, а перед глазами плыли пятна радужных вспышек. Не помогло взбодриться даже холодное умывание. В повозку Младу на руках занесли двое мужиков из обслуги постоялого двора – конюх и его помощник. Глядя на её безжизненно повисшую руку, Ждана застыла в обречённом безмолвии, а в душу до крови врезалась острой слюдяной пластинкой беда. Неужели хмарь, зверем-падальщиком ползшая по их следам, одержит победу?