Алана Инош - Взмахом кисти

Дымящееся блюдо драников встало перед Художницей на стол, рядом – чашка сметаны и тарелочка с нарубленной зеленью. Художница никак не могла проглотить горький ком, разрывавший ей горло. Сестра с фотографии смотрела с грустноватой мудростью, без страха и паники. Она будто знала, какая ей уготована судьба.

«Картина может только облегчить переход её души в тонкий мир, – сказала Надин, беря себе драник, намазывая его толстым слоем сметаны и посыпая щепоткой зелени. – Если предоставить событиям возможность идти естественным образом, девочка, скорее всего, будет умирать в долгих страданиях, со страшной болью. А у картины просто уснёт счастливым сном, легко и без мук. Это всё, что ты можешь для неё сделать, но и это – немало».

Художница поражалась её немыслимому спокойствию, с которым она говорила всё это – словно речь шла не о смерти, а о поездке в лагерь отдыха. Из её оплетённых вьюнком волос выползали крошечные, прозрачные мотыльки, розовые и зелёные, и порхали над бутонами-граммофончиками.

«Это жизнь, любовь моя, – мягко ответила Надин на мысли Художницы, глядя на неё с тёплой, шепчущей вечностью в глазах. – Немеркнущая, не прекращающаяся ни на миг. Бояться её не нужно. Дорогу осилит идущий».

И снова горячая и вкусная еда, приготовленная её добрыми руками, согрела душу Художницы. Пышущий жаром хрустящий драник, сверху – холодная густая сметана и ароматные петрушка и укроп, пахнувшие летом, дождём, садом – таков был рецепт утешения. А приправой послужила щиплющая глаза печаль, светлая нежность, переполнявшая сердце при взгляде на фото большеглазой девочки.

«Но не завидую я тебе, – добавила Надин. – Тебе придётся объяснять всё это её родителям. Удачи тебе и мужества… Держись. Я всей душой – с тобой».

«Я не знаю, как я буду всё это говорить, – проронила Художница. – Вряд ли они смирятся».

Розовый мотылёк, прозрачный, словно из тончайшей слюды, сел ей на палец.

Солнечное утро играло бликами на длинных ивовых листьях, чуть подсохший асфальт двора сверкал голубыми лужами после вчерашнего дождя, запах кофе дразнил обоняние. Слизнув с губ сливочную пенку, Художница напечатала:

«Друзья! Спасибо вам всем огромное. Меня по семейным обстоятельствам несколько дней не будет в Сети. Уважаемые заказчики, не волнуйтесь, все ваши заявки я получила. Я о них не забыла ни в коем случае и с каждым из вас обязательно свяжусь, как только вернусь. Всем удачи и доброго дня».

Вывесив это объявление на сайте, она отодвинула чашку и взяла с полки визитку. Набрав номер указанного на ней мобильного, она отправила сообщение:

«Есть разговор насчёт картины. Встретимся в квартире-мастерской. Ольга» .

Через десять минут пришёл ответ:

«Сегодня около 13.00 подъеду» .

До встречи оставалось несколько часов. Художница слонялась по квартире, изредка с содроганием косясь на «Вечер»: лодка печальным вестником темнела в камышах. Подойдя к работающему компьютеру, она заметила, что на сайте ей пришло личное сообщение от пользователя Арина. Сердце дрогнуло: неужели сестрёнка?

‛Здравствуй, Оля!)) Вот, зарегистрировалась на твоём сайте)) Картины потрясающие! Фотки твои тоже посмотрела. Знаешь, а ты мне снилась давно. Именно с такой причёской!)))’

От этих, казалось бы, самых обычных слов на экране Художницу затрясло и накрыло снежной бурей волнения. С усмешкой пробежав ладонью по аккуратному ёжику, оставленному машинкой, она пару минут не знала, что ответить, как начать – растерялась, как младенец. Жестокий ком стиснул горло, и она сидела несколько минут, спрятав лицо в ладонях и дыша солёным мраком.

Смахнув скупые слезинки, сделала глубокий вдох, выдохнула. Пальцы привычно побежали по клавишам:

‛Привет, маленький храбрый ангел. Рада, что ты зашла. Как тебе сайт?’

Через минуту пришёл ответ:

‛Здорово!)) Ты такая молодец! Я очень хочу с тобой увидеться. Папа всё рассказал. Я его не оправдываю, но прошу: не держи на него зла, отпусти обиду. Вокруг и так очень много боли, я захлёбываюсь в ней. Но если у тебя не получится отпустить, я помогу. Сделаю всё, что в моих силах’.

Дрожащими пальцами Художница ответила:

‛Не надо, Ариша, не напрягайся. Лучше отдыхай’.

‛Ничего, боль – моя повседневная реальность, – последовало новое сообщение. – Я привыкла) Маму постоянно приходится успокаивать. Когда мы встретимся?)’

‛Отец заедет ко мне в час дня, – набрала Художница в ответ. Это слово – «отец» – она напечатала через силу. Ну, не вязалось это сильное, тёплое, родное слово с дорогим костюмом, надменно-жёсткой линией рта, голубоватым подбородком и сверкающей лысиной во всю голову. – Скоро мы увидимся, Аришенька. Может быть, даже сегодня’.

‛Ура! \(^_^)/ Слушай, а у тебя есть скайп с видеосвязью? До часа ещё долго, а мне так не терпится с тобой поговорить прямо сейчас вживую, твой голос услышать!)))’

‛Да как-то не пользуюсь я видеосвязью… Мне письменно привычнее общаться’.

‛А по телефону?’

‛Я не слышу, Ариш. Глухая уже половину своей жизни, так что с телефона только SMS-ки могу отправлять’.

‛Ой (U_U) Прости, папа мне почему-то ничего не сказал об этом. Я чувствовала, что у тебя где-то в районе головы проблема, но какая именно – не могла на расстоянии определить((Тогда ты молодец вдвойне! Обнимаю тебя!))’

Они поговорили ещё некоторое время, рассказывая друг другу о себе. До пятого класса Арина могла посещать школу, но её состояние постоянно ухудшалось, и её перевели на домашнее обучение. С одноклассниками она продолжала общаться через интернет и была в курсе всех дел. Много друзей и приятелей у неё было и из параллельных классов.

Художница, рассказывая свою историю, сомневалась, стоило ли признаваться в своей ориентации, но от сестры исходило даже на расстоянии такое тепло, что она, скрепя сердце, всё-таки созналась. Она чувствовала, что Арина – единственная, кому она могла поведать о необычности своей возлюбленной без опасения прослыть сумасшедшей. Сестрёнка сама была светлым чудом и от описания Надин пришла в восторг:

‛Как бы я хотела увидеть её! (*_*) Побывать в вашем домике, погулять в саду, покататься на лодке по озеру (^_^)’

‛Ну… Можно попробовать это устроить:)’, – улыбаясь, ответила Художница.

Рассказала Художница и о волшебной кисти – не сомневалась, что Арина воспримет всё, как надо. Давно ей не было так легко говорить о вещах, которые у обычных людей вызвали бы как минимум желание покрутить пальцем у виска в её адрес. Напряжение утекало, как серебристая вода сквозь жёлтый горячий песок, даже невыносимая печаль и ком в горле рассосались. Она согрелась в мягком свете Арины, как в лучах вечернего солнца.

‛Родители делают всё, чтобы продлить мне жизнь, – появилось на экране, и от этих слов повеяло осенней грустью и прохладой. – Быть может, я и хотела бы пожить ещё, но… БОЛЬ. Ты понимаешь? Я дышу ею, как воздухом, каждый день. Она стала моей пищей и питьём. А люди… продолжают творить чёрт знает что, причинять друг другу мучения, ненавидеть, убивать. Я не в силах… Мне хочется отдохнуть. Хоть какое-то время не чувствовать боли. Лечь в лодочку и уснуть в ней, покачиваясь на волнах’.