Алана Инош - Взмахом кисти

«Что с вами? Вам плохо? – испугалась Зоя. – Держитесь! Я вам помогу… Держитесь за меня!»

Почувствовав тёплые, взволнованно-робкие объятия, Художница с трудом удержалась, чтобы не повиснуть на девушке всем телом. Земля ходила ходуном, а в липовом аромате откуда-то взялась отчаянно-тошнотворная нотка. Отстранив Зою, чтоб не испачкать, Художница исторгла из себя струйку рвоты.

«Всё в порядке… Не бойся, – еле держась на ногах, попыталась она подбодрить девушку. – Так и должно быть… Скоро пройдёт».

Пришлось сесть на траву. Дурнота, закогтившая нутро, тискала и мяла кишки, желудок, сердце, а на часах было без пятнадцати девять. Кажется, сегодня Художница немного не уложилась во временной промежуток нужного освещения, впрочем… Неважно. Кажется, на картине всё в порядке, никаких нестыковок.

Рука Зои пушистым цыплёнком пробралась ей под локоть. Девушка сидела на траве рядом, озабоченно заглядывая Художнице в лицо.

«Наверно, дело во мне, – сделала она сокрушённый вывод. – Я вам мешала… Должно быть, это как-то повлияло…»

«Сколько тебе лет?» – спросила вдруг Художница.

«Девятнадцать, а что?» – слегка опешила девушка.

«У нас с тобой только восемь лет разницы. Необязательно мне выкать, не такая уж я и старуха. – Художница, переведя дух, кое-как поднялась на ноги. – Это не из-за тебя, не выдумывай. Уже прошло, не волнуйся».

Она сама точно не знала, из-за чего ей часто становилось плохо на последних мазках картин. Самое лучшее сейчас – это поскорее лечь в постель с Любимой, чтобы восстановить силы.

«Я провожу вас… ой, то есть, тебя домой, – заявила Зоя. – А по дороге и подлечу, насколько это в моих силах».

Художница озадаченно собрала этюдник. Необычная девочка… Впрочем, рамки необычного в последнее время для неё очень сильно раздвинулись. Ей ли удивляться, когда она сама каждый вечер творит чудо? Разве Любимая – не волшебница? Художнице вдруг очень захотелось выяснить, на что девушка способна помимо телепатии. Любопытство было столь велико, что она даже решилась отложить встречу с Любимой и приняла тепло лёгкой ручки Зои на свою руку рядом с локтем. Развеваемая ветерком пушистая «ангорская» шевелюра щекотала ей плечо, играя на каких-то болезненно-тонких струнках, спрятанных глубоко внутри.

Они медленно шагали по липовой аллее, вдыхая сладко-золотистый дурман. Зоя рассказывала о себе:

«Живу с мамой, работаю продавцом в отделе косметики. Учусь заочно в медицинском колледже, изучаю сестринское дело. Очень люблю восточную музыку и танец живота, лет шесть уже, наверно, занимаюсь. Это потрясающе красивый, пластичный танец!… Сейчас как раз шла с занятия и заметила вас… Ой, то есть, тебя. Мне показалось, что ты очень интересный, необычный человек. – И, глубоко вдохнув полной грудью, томно и мечтательно добавила словно бы не в тему: – О, этот запах лип! Обожаю, когда они цветут…»

Художница больше «слушала», чем «говорила» сама, присматриваясь к Зое и изучая её. С ней она не чувствовала неловкости за свою неразговорчивость, а внутри, где-то под сердцем, рождался смешной, пушистый и лёгкий комочек неизвестного чувства. Художница боялась вздохнуть, чтобы не нарушить его, не сдавить, не причинить боль хрупкому «существу». Откуда-то выползло желание быть галантной, обходительной и обаятельной. Вот, к примеру, на ступеньках при выходе из парка… Подать руку, что ли? Или, быть может… Тьфу, как же это делается?

«Слушай, я всё никак не могла вспомнить, кого ты мне напоминаешь… Я поняла! Ты похожа на крайне отощавшего Сильвестра Сталлоне в молодости!» – выдала вдруг Зоя.

Художница даже пошатнулась от смеха.

«Это я-то – на Сталлоне?!»

«Ну да, точно! – с озорным блеском в глазах настаивала девушка. – Волосами, чертами лица и знаменитой кривой улыбкой. А ещё у тебя тёмные очки как у него в… Забыла, как тот дурацкий фильм назывался – там ещё какая-то секта маньяков-убийц топорами размахивала. Не хватает только автомата и недельной щетины».

«Сталлоне, вышедший из концлагеря», – фыркнула Художница, становясь в позу культуриста и изо всех сил напрягая хилые бицепсы.

За этой весёлой беседой время совместной прогулки истекло: старая ива под окнами дома Художницы снисходительно колыхала серебристыми поникшими прядями. Наверно, пригласить девушку на чашку чая было бы слишком нахально… Да и неправильно, учитывая то, что сердце Художницы принадлежало Любимой. Но повод пригласить её в гости тут же нашёлся сам: в кратчайшие сроки, пока они шли, небо затянули тучи, закрыв солнце серыми животами, и пролили на землю дождь. Асфальт потемнел и заблестел.

«Ой, у меня нет зонтика!» – съёжилась Зоя, прикрывая голову сумкой, а у самой хитрый глазок так и горел… Не иначе, дождь – её рук дело.

А самочувствие Художницы действительно пришло в норму – в те же сроки, каких хватило погоде, чтобы испортиться. Галантно распахнув перед девушкой дверь подъезда, она впустила её в дом – переждать дождь.

«Ну, вот тут я и живу…»

Других, более оригинальных слов не нашлось. Пока девушка с интересом осматривалась в мастерской, Художница поставила чайник. Одна пачка круассанов ещё осталась – весьма кстати. В открытую форточку врывался щемящий запах дождя, а к стеклу лип асфальтово-серый тревожный сумрак.

«Я тоже когда-то жила с матерью… Теперь живу одна. Это была моя комната, тут я спала и учила уроки. Теперь здесь мастерская… Извини за творческий бардак… А сплю я вон там, в гостиной, на диване».

Впрочем, в последнее время Художница редко ночевала дома: за это также следовало благодарить Любимую.

«А вы только картины всё время пишете, или у вас есть ещё какая-то работа?»

«Я программист, работаю на дому… Но сейчас за заказы по специальности берусь всё реже. Творчество отнимают львиную долю времени и даже приносит какой-никакой доход. У меня есть свой сайт, кстати».

Зоя прошлась вдоль комнаты, скользя тёплым взглядом по картинам, а Художница не могла отвести глаз от её босых ног с красным педикюром. Туфельки остались в прихожей, а снаружи разбушевалась самая настоящая гроза. Свет несколько раз моргнул, и неспокойный сумрак непогоды окутал квартиру.

«Не беда, – засмеялась Зоя. – Будем пить чай при свечах. У тебя есть свечи?»

«Не знаю, надо поискать…»

Свечи нашлись. Их колышущийся свет обнаружил в глазах Зои маленьких озорных бесенят, которые, по-видимому, и выкопали на её щеках эти очаровательные ямочки.

«А можно спросить?…»

«Спрашивай».

«Что это за кисточка?»

Прежде чем ответить, Художница отхлебнула чай. Круассан треснул между зубами, как панцирь жука, выпустив наружу тягучую карамельную начинку.

«Её мне подарила одна прекрасная женщина».