Хелен Кристер - Чудесное снадобье

— Ну, так что? — спросил он наконец. — Насколько я понимаю, речь идет об этой последней пациентке, с которой я столкнулся у двери, верно?

— Да. Ей всего двадцать восемь лет. Двадцать восемь! Всего на год моложе меня, а у нее уже налицо все признаки ревматического артрита! Она молодая мама, у нее семья, работа, требующая гибкости суставов. Когда я вижу, как жестоко обходится с людьми судьба, меня охватывает отчаяние и злоба.

— Да, такое случается, — согласился Кристофер. — Более того, нам по роду нашей профессии приходится сталкиваться с этим каждый день, и потому мне не очень понятны ваши эмоции.

— А вы хотите, чтобы я оставалась спокойной и безмятежной? — огрызнулась Сьюзен. — Неужели вам никогда не приходилось злиться на этот жестокий и несправедливый мир?

— А что толку от такого настроения? Я предпочитаю думать, что мы делаем все от нас зависящее, чтобы облегчить страдания наших пациентов, что медицина за последние годы движется вперед семимильными шагами… В том числе и в области лечения артрита. Вы это прекрасно знаете. Мы можем сделать для больного много, очень много! А кроме того, в каждом из нас живет надежда, что новые методики лечения, в особенности основанные на достижениях генетики, в самом ближайшем будущем позволят нам творить чудеса. — Кристофер произнес эту небольшую речь спокойно и бесстрастно.

— Может быть и так, но пока эти разработки будут внедрены в повседневную практику, пройдут годы и годы. И все эти годы Мэнди придется мучиться и бороться со своей болезнью. Это же несправедливо, разве не так? — Сьюзан задыхалась от негодования.

— Жизнь изначально несправедлива, и ваша пациентка могла оказаться в куда худшей ситуации — например, заболеть раком, но ведь этого не произошло, — сказал Кристофер.

Сьюзен встала и выпрямилась, поджав губы.

— И мне, по-вашему, от такой мысли должно полегчать? Если бы вы хоть на минуту перестали быть таким рационалистом и смогли взглянуть правде в глаза, войти в положение человека, на которого обрушилось такое несчастье! Может быть, тогда…

— Откуда в вас столько юношеской запальчивости и категоричности, Сьюзан? Вы ведете себя, как экзальтированная, потерявшая ориентиры в жизни школьница! — Лезерт оборвал ее на полуслове.

Сьюзан хотела продолжить свою гневную речь, но Кристофер не дал ей возможности заговорить, твердо взяв нить беседы в свои руки.

— Я прекрасно знаю, насколько тяжела и мучительна эта болезнь. У меня ею уже много лет болеет бабушка. Это и есть первопричина того, что я выбрал своей профессией медицину. Во многом из-за бабушки остаюсь здесь и по сей день. — Кристофер сурово взглянул на Сьюзан. От улыбки на его лице не осталось и следа. — Что касается вас, Сьюзан, то вам следует огрубеть, нарастить душевные мозоли, если вы хотите преуспеть в нашей профессии. Вы не можете объять горе всего мира, а самое главное, от ваших чувств никакой пользы страждущим. Мы делаем все, что в наших силах, а наши знания и умения растут день ото дня. Мы отдаем нашему делу наши сердца, мы надеемся сами и надеждой своей помогаем больным. Ваша пациентка получит самую квалифицированную медицинскую помощь, куда более квалифицированную, чем получала моя бабушка.

— Да, — Сьюзан не сказала, а выдохнула это слово. — Я все это понимаю. Просто было очень больно видеть ее с маленькими детьми, ловить ее напряженный взгляд, чувствовать ее страх за себя, за детей, за работу, которую она может потерять… Для меня такое подтверждение собственной беспомощности было пощечиной, и я на минуту сломалась…

Сьюзан распрямила плечи и провела рукой по лицу.

— Расскажите мне о своей бабушке, Кристофер, — устало попросила она. — Как она справляется со своим несчастьем.

Уголки рта у Кристофера чуть дрогнули.

— Она непоседа и любительница приключений. Иногда она берет тайм-аут и устраивает себе выходной, но только в тех случаях, когда перестаралась и развернула излишне бурную деятельность накануне. Большую же часть времени она весела, говорлива и чертовски независима. Мои родители хотели забрать ее на побережье, чтобы она жила с ними, но бабушка решительно отказалась. Она заявила, что не желает висеть как жернов на шее у детей, когда у нее есть возможность благополучно жить в собственном доме в окружении подруг и друзей. Впрочем, она навещает моих предков, а те регулярно ездят к ней, благо от побережья до центральных штатов не так уж и далеко.

— Так она живет совсем рядом? — спросила Сьюзан.

— Да. В крайнем случае я всегда могу прийти ей на помощь. Думаю, только поэтому родители решились переехать на побережье, когда представился случай. Кроме того, они рассчитывают на ее ум и ответственность. Она строго следует предписаниям врачей, постоянно следит за своим здоровьем, проще говоря, большую часть времени она не испытывает болей, а потому в состоянии вести полноценный, активный образ жизни.

— А еще родственники у вас есть?

— Брат, но он большую часть времени в разъездах. Он — корреспондент агентства Рейтер, и я его вижу лишь тогда, когда он прилетает на короткое время в Штаты. Мы, конечно, обмениваемся открытками. — Кристофер провел ладонью по гладкой поверхности полированного стола. — А у вас есть братья или сестры?

Сьюзан отрицательно покачала головой.

— Увы! Только родители и Максимилиан. — При воспоминании о родителях на лице ее мелькнула улыбка, но тут же сменилась выражением печали.

— Беспокоитесь об отце? — спросил Кристофер. — Понимаю. И все же нельзя смотреть на жизнь только как на источник печалей. Конечно, вам тяжело: отец только что перенес операцию, сын растет сорванцом и доставляет массу хлопот. Все это бьет по нервам, но не нужно зацикливаться на проблемах. Вспоминайте почаще, что ваша жизнь — это ваша жизнь, и никто за вас ее не проживет. Вам нужно встряхнуться, развеяться немного…

— Спасибо, но у меня все в порядке, — сказала Сьюзан.

— У вас далеко не все в порядке, но я, как мне кажется, мог бы предложить вам средство излечения. Позвольте пригласить вас вечером на ужин, в театр или в кино. Да мало ли куда можно пойти вечером, было бы желание. Может быть, после этого жизнь покажется вам более привлекательной. Насколько мне известно, последнее время вы предпочитаете вести затворнический образ жизни, а я предлагаю изменить его.

Сьюзан окаменела.

— Нужно ли понимать ваши слова так, что я эти несколько дней нахожусь в центре всеобщего внимания? Признаться, я не предполагала, что каждое мое слово становится известным всем окружающим и служит основанием для пересуд и сплетен.

— Вовсе нет, уж поверьте мне. Просто я краем уха услышал обычный разговор с обычным обменом новостями. Так как насчет моего предложения, Сьюзан? Вы согласны встретиться со мной вечером?