Ольга Лобанова - Любовь как спасение

— Учу детей музыке. Немного в музыкальной школе, немного у себя дома — даю частные уроки.

— Фортепиано? Скрипка?

— Фортепиано.

— А ваш сын? Он уже играет?

— Откуда вы знаете про сына? — удивилась Катерина.

— Угадал! А муж — тоже музыкант?

— Я разведена, уже три года. Он занимается бизнесом.

— У слова business много значений — и дело, и профессия, и предприятие…

— Он торгует станками. А по профессии музыкант, пианист. Мы вместе учились в Гнесинке.

— Причуды нашего времени — пианист торгует станками. Удачно торгует?

— Кажется, да…

— Почему же расстались, если удачно? Вас не интересуют деньги? — не унимался Георгий.

— Просто он стал другим человеком. Этого достаточно? — Катерине не хотелось говорить об этом, и Георгий понял.

— Пойдемте в кино? Здесь же кинотеатр на втором этаже.

— А что смотреть?

— Какая разница!

Разницы, и в самом деле, особой не было. Катерина переживала не лучший период своей жизни, и ей было все равно, где коротать время. После окончания Гнесинки, где они учились вместе с Ильей, встал вопрос — что делать дальше? Катерина мечтала о консерватории, а Илья сразу объявил: с музыкой он заканчивает. В большие музыканты ему не выбиться — не хватит таланта, а связей нет. А тут друзья замутили бизнес, перспективный, и он решил идти с ними. Не получится — не пропадет, руки, ноги, голова — все на месте. Ему надо семью кормить, не до музыки. Катерина ждала ребенка и тоже была вынуждена отложить свою мечту о консерватории. А когда родился Марат — и вовсе о ней забыть. Малыш часто болел — после неудачной прививки развилась астма. Приходилось по несколько месяцев жить то в Крыму, то на Кавказе. Возвращалась в Москву и не узнавала мужа. Она полюбила тонкого деликатного юношу-музыканта, теперь это был мужчина — жесткий и предприимчивый, той самой пресловутой брутальности в нем было даже с избытком. Он все больше и больше становился чужим. Как-то вдруг разошлись их дороги, те внутренние тропки, по которым бродят человеческие души… Коммерсантом Илья оказался удачливым, и чем больше денег он зарабатывал, тем очевидней становилось, что их любовь уходит вместе с нуждой.

Когда Катерина предложила развестись, Илья спорить не стал — действительно, так будет лучше. Снял квартиру, объявил Катерине сумму, которую каждый месяц она будет получать, пока не сможет пойти работать, и улетел белым голубем в свою новую предпринимательскую жизнь.

Ей казалось, что без Ильи она вздохнет легко и свободно, на деле все оказалось сложнее: свобода при наличии маленького ребенка была условной, а легкости не оказалось вовсе. К четырем годам Марат стал меньше болеть, и Катерина смогла отдать его в садик. Нашлась и работа — в музыкальной школе по соседству с домом. Зарплата мизерная, но и занятость необременительная, как ей было нужно, — Катерина старалась забирать Марата пораньше, боялась рецидивов. Как только Илья узнал, что Катерина вышла на работу, размер ежемесячного пособия сократил вдвое — только на» содержание Марата. Но и за эту сумму ей приходилось отчитываться, строго и по пунктам. «Наверное, потому у Ильи хорошо идет бизнес, что он умеет считать деньги», — думала Катерина, пытаясь найти хоть какое-то оправдание столь разительных перемен в объекте своей первой любви. Сводить концы с концами помогали частные уроки — она развесила возле школы объявления, и несколько человек откликнулись.

За три года своей незамужней жизни Катерина пережила два скоротечных романа. И оба, как над печально, с мужчинами, похожими на нынешнего Илью, — тоже бизнесменами. Они были неплохими любовниками, делали ей подарки, приглашали в рестораны, с одним из них она даже съездила в Тайланд на пару недель — и вроде бы грех было жаловаться. Но эту внутреннюю разнонаправленность, как было с Ильей, она начинала чувствовать едва ли не сразу. Поначалу не верила себе. Все пыталась уговорить, смирить, образумить свое недовольство — ну, что тебе, собственно, нужно от них? Получалось плохо — ни тепла, ни радости… Была еще одна причина скоротечности обоих романов — ее новые мужчины Марата в лучшем случае терпели, но всегда давали понять, что хорошо бы отправить мальчишку к бабушке. Сына Катерина предать не могла, и даже если бы влюбилась без памяти и оказалась перед выбором, выбрала бы сына. А уж если без особой любви, а так, от тоски, то и говорить не о чем.

Это лето началось с неожиданности: Илья, в кои-то веки, взял Марата на две недели и уехал с ним в Казань, к своим родителям. Катерина была рада — мальчик скучал по отцу, часто спрашивал о нем, но Илья своим вниманием сына не баловал. Марат уехал, и она осталась совсем одна, и как жить ей в этой пустоте, не знала. В последнее время Катерина часто ловила себя на мысли, что совсем не знает, как ей жить дальше. Чего ждать, на что надеяться? Тридцать лет, и такая пустота…

— И все-таки, почему вы подошли ко мне в магазине? — Они вышли из кинотеатра, обсуждать фильм не хотелось, да и нечего было обсуждать. Два часа ушли на то, чтобы хоть немного привыкнуть друг к другу, почувствовать плечо — нужно ли оно тебе? Георгий не купил попкорн и пиво, и уже за это Катерина была ему благодарна. И его близость в темном полупустом зале не была ей неприятна.

— Хотите услышать комплимент? Пожалуйста: вы красивы, но я подошел не поэтому. Не обижайтесь — красивых женщин много, даже слишком. Но в вас… Вы ходили по той барахолке, и мне сначала показалось: вот еще одна скучающая дамочка, не знает, куда деть деньги. И тут — вы проходили мимо зеркала, взглянули в него и поправили волосы под заколкой, — он показал, как Катерина это сделала — плавно, снизу вверх. — В этом жесте было столько женственности. И тоски. Нет, неправильно — столько печали. Вертинский вспомнился сам собой…

— Разве есть разница между тоской и печалью?

— Конечно! Тоска — от лени, от скуки, от несбывшихся желаний. Печаль сложнее — она от понимания несовершенства мира и невозможности его исправить.

Что-то случилось с Катериной в этот момент. Этот Георгий, этот нахал — он коснулся той струны в душе Катерины, которой давным-давно не касалась она сама и не позволяла никому другому. А может, и не было рядом с ней никогда человека, кто знал об этой струне и мог бы бережно ее тронуть, не раня? И эта струна зазвучала…

— Сколько вам лет, Георгий? — Катерина не хотела, чтобы он услышал тот звук, — зачем? Но уже было поздно.

— Вы хотите сказать, что старше меня? Не надо, это не имеет значения.

— А что имеет значение?

— Вы познакомите меня со своим сыном? Как его зовут?

— Марат.

— Его отец француз? Или татарин?

— Татарин, Ильяс, он родом из Казани. А почему француз?