Ольга Лобанова - Любовь как спасение

Внутри педагогического коллектива тоже произошли разительные перемены. Ушли старые грамотные учителя, которые когда-то учили профессии молодых, передавали традиции. Школу возглавил бывший сотрудник городского департамента образования, не столько педагог, сколько прирожденный функционер, тонко чувствующий политическую конъюнктуру, любую — какую только ветер принесет. А ветры в конце века, да и в начале нового, дули на образовательный процесс сильные, порывистые, порой взаимоисключающие. Но директор умудрялся подстроиться под любое направление, и учителей ценил гибких, которые особо не заморачивались относительно правомерности и целесообразности тех или иных указов и постановлений, изменивших школу до неузнаваемости, а делали так, как велят. Вскоре и учителя потянулись к нему соответствующие: все больше из провинции, не всегда профессионально подготовленные, с диким для Москвы выговором, но все как один покладистые, к руководству уважительные. А к коллегам своим, особенно к москвичам, злые. По-человечески Елена Николаевна их понимала: платят мало, а за съемную квартиру просят много, но ей-то от этого не легче. На работу приходишь — как в серпентарий, шипение весь день не замолкает. А у нее своих проблем выше крыши.

Как все-таки хорошо, что у них с Кириллом двухкомнатная квартира! Сейчас, в преддверии скорых перемен в своей жизни, Елена Николаевна еще раз убедилась в мудрости тогдашнего решения — не соглашаться на большую однокомнатную. Только при этом условии — при наличии двух изолированных комнат — она могла претворить свое решение в жизнь. А время его претворять как раз пришло: в тот апрельский день, когда она, сидя в кресле, итожила прожитую жизнь, Елене Николаевне исполнилось пятьдесят пять. Пенсия. Это слово не пугало ее, наоборот, вдохновляло — лучше времени для радикальных перемен и не придумаешь.

Наученная предыдущим опытом, она не стала устраивать торжеств. В школе любителей юбилейных мероприятий уговорила не беспокоиться по такому нерадостному для женщины поводу — мол, вернемся к вопросу позднее, после окончания учебного года. Кирилл даже не вспомнил о ее юбилее, может, и к лучшему. Сходила с детьми в ресторан, получила подарки, выслушала поздравления — на этом торжества и закончились. Пора было приступать к действиям.

Примерно за год до этого Елена Николаевна провела разведку боем: во время очередного пьяного дебоша пригрозила Кириллу, что, если он не перестанет пить и хулиганить, она с ним разведется. Раньше она эту угрозу не использовала, хранила про запас — как последний аргумент. Оказалось, зря. В ответ она услышала, собственно, то, что и предполагала услышать: «Да куда ты, старая дура, денешься. Кому ты нужна, школьная крыса». Ну и так далее, относительно ее возраста, природной глупости и нищенской зарплаты. Нечто подобное она слышала довольно часто и давно перестала реагировать на оскорбления и даже обижаться — себе дороже. Но на этот раз пассаж относительно нищенской зарплаты навел Елену Николаевну на мысль, что надо бы позаботиться о некотором финансовом резерве, который позволит ей в первое лето свободы осуществить еще один пункт долгосрочной программы. Зарплата ее и в самом деле оставляла желать лучшего, особенно в сравнении с тем количеством сил и нервов, которые она каждый день расходовала в школе, но нищенской она бы ее не назвала. Сказано — сделано, заветный конверт стал ежемесячно прирастать означенной суммой. Еще одна попытка оговорить с Кириллом условия развода закончилась примерно так же, с той лишь разницей, что в конце тирады она услышала: «Развод не дам. И не думай, и не надейся». «Дело твое», — решила для себя Елена Николаевна и, не говоря больше мужу ни слова, подала заявление на расторжение брака. Повестку в суд, которая вскоре пришла по почте на имя Кирилла, она молча положила на кухонный стол. Эффект был громкий и матерный. «Дело твое», — опять сказала про себя Елена Николаевна и стала ждать истечения трех определенных законом месяцев, после которых брак расторгается без согласия второго супруга.

Вторым пунктом ее плана числилось увольнение с работы. На следующий же день после своего дня рождения Елена Николаевна пришла в кабинет директора с заявлением об увольнении, сразу после окончания учебного года. Директор всполошился:

— Зачем же увольняться? Мы вас так ценим, да как же школа без вас, дорогая Елена Николаевна? Подумайте, взвесьте — может, поработаете еще, мы только рады будем. Вы в прекрасной форме, дети вас любят…

— Спасибо, но я для себя все решила, — заявила Елена Николаевна тоном, не оставляющим надежды.

Директор проводил ее до двери, сердечно поблагодарил за то, что предупредила заранее, — он к сентябрю успеет подыскать ей замену. Но все-таки просил не торопиться, и если к осени она передумает, возьмет ее обратно с радостью. Елена Николаевна закрыла за собой дверь и вздохнула с облегчением: еще три месяца и — свобода!

Лето в том году наступило сразу. В начале июня, когда шли выпускные экзамены, жара стояла страшная. Она сидела на экзамене по литературе, изнемогая от духоты, и думала о том, что тестовые задания по этому предмету — за пределами ее понимания. И какое счастье, что сегодняшняя пытка школьной литературой — последняя в ее жизни. Закончились экзамены, ученики уже знали, что она уходит из школы. Кто-то попрощался с ней тепло и искренне, большинство вежливо и равнодушно — их уже не интересовали школьные дела, душой и мыслями они были в своей новой взрослой жизни. Сережа Ефимов подошел к ней последним.

— Жалко, что вы уходите, Елена Николаевна, — мальчик — да нет, юноша с усиками и мягким баритоном, — смотрел на нее грустно — то ли прощаясь, то ли действительно сожалея.

— Почему? — искренне удивилась Елена Николаевна.

— В нашей школе вы одна, из всех учителей, знаете и любите литературу. Я у вас многому научился.

— Сережа, ты это серьезно? Разве литература нужна кому-то из вашего класса, ну, может быть, кроме тебя?

— Не знаю, — честно признался Ефимов. — Наверное, вы правы. Но литература в этом не виновата — что ее в клоунаду превратили. Она выше и чище тех, кто принимает такие решения, но она им все равно не по зубам, — парень говорил так убежденно, так напористо, что у Елены Николаевны даже сердце екнуло — надо же, оказывается, какие были у нее ученики, а она и не заметила….

— Ты собираешься куда-то поступать?

— Да, на филфак МГУ. Я об этом с восьмого класса мечтаю.

— Я не знала…

— Я и не хотел, чтобы кто-то знал. Зачем? Это мое личное дело и никого не касается.

— Надо же… Я, конечно, видела, что ты литературой больше других интересуешься, но не думала, что так серьезно. — Елена Николаевна даже растерялась: радоваться ей такому его решению или пожалеть парня. — А после университета? Где ты будешь работать — с филологическим образованием, ты подумал об этом? В школе, как я?