Кристина Джонс - Семейный бизнес

Эрик и кошки уже скрылись в испуге, когда она вытащила из-под обломков «Радио Таймс». По ее лицу струились слезы. Джулия расхохоталась: на верхней полосе газеты ярко высвечивалась дата — 1 апреля.

День дураков.

На следующее утро Джорджия остановила свою машину у коттеджа Рори и стала ждать. За окном моросил мелкий дождик. Ей плохо спалось в эту ночь. Глаза слипались, зубы стучали от холода. Джорджия съежилась в своем «ровере», обхватила себя руками, покрепче прижав к груди вышитого на свитере слоника, и попыталась унять дрожь.

С утра она позвонила в офис и сказала Сесилии, что весь сегодняшний день посвятит вербовке новых клиентов. Наложив немного румян на побледневшие щеки, она решила отказаться за ненадобностью от туши для ресниц и стерла помаду, с которой была похожа на клоуна. Ее бабушка, приободренная вечером, проведенным со Спенсером, а также тем, как продвигается бизнес, а может, и тем и другим сразу, согласилась, что еще несколько телефонных звонков и визитов никак не повредят «Диадеме». Джорджия, стиснув зубы, сдерживала слезы. Эта встреча будет, пожалуй, самой тяжелой.

Рори проедет от Феликстоув прямо во двор «Диадемы», и, учитывая время, необходимое на заправку топливом и мытье грузовика (он постоянно делает это после рейсов), он должен вернуться в свой коттедж приблизительно через час. Прошлым вечером Джорджия сняла свой телефон со стены и покрыла его вышитой подушкой, чтобы не слышать пронзительный звонок и не разговаривать с Рори. Их последнее объяснение должно произойти во время личной встречи.

Джорджия согнулась над баранкой, сама напуганная тем, что с ней происходит: она была отчаянно зла и невероятно одинока. Ее мучила резкая боль в желудке. Ощущение горя и предательства словно вгрызалось в ее сердце, превращаясь в нестерпимую физическую боль.

Когда машина Рори свернула, наконец, на дорогу, Джорджия почувствовала привычный прилив возбуждения, который тут же сменился глубоким отчаянием. Она так и впилась глазами в его широкоплечую фигуру в коричневой кожаной куртке, длинные ноги в джинсах и взъерошенные волосы. Она больше никогда его не увидит.

Рори заметил ее автомобиль и улыбнулся, запирая двери своей машины.

— Фантастика! Просто мечта одинокого дальнобойщика после дальней дороги: прекрасная леди встречает его у дома и… Бог мой, Джорджия… — он нахмурился, наблюдая за тем, как она с трудов выбиралась из машины. — Ты неважно выглядишь. Что случилось? Что-нибудь с Шалуном или с Чарли? Я так и знал, что с тобой что-то произошло. Я пытался дозвониться до тебя всю прошлую ночь. Что стряслось?

Рори шел навстречу ей с распростертыми руками. «Ты хладнокровный, хитрый мерзавец», — подумала Джорджия, понимая, что все еще безумно любит его. Она преодолела искушение.

— Не трогай меня!

— Что, черт возьми, происходит?

Джорджия рассмеялась, и тут же в горле появился комок.

— Господи! Тебе действительно надо было идти в актеры! Здорово сыграно! Ты предпочитаешь поговорить здесь или пройдем в дом? В любом случае много времени я у тебя не отниму.

Рори выглядел так, будто он только что увидел кошмарный сон.

— Джорджия…

— Открой дверь. — Джорджия крепко сжала зубы, чтобы не заплакать. — Все-таки я твоя гостья.

Она проследовала за ним в холл. Кинжал горечи и обиды по-прежнему терзал ее душу. Сделав глубокий вздох, Джорджия посмотрела ему в глаза.

— Доброе утро, мистер Фолкнер. Или вам больше нравится «мистер Кендел»? Как же еще вас в семье величают — Иуда? Ты, небось, надеялся, что это еще долго будет сходить тебе с рук?

— Ты про что?

— Не прикидывайся! — выкрикнула она. — Мы оба прекрасно знаем, о чем идет речь! Я хочу лишь одного — чтобы ты покинул «Диадему». Немедленно. Сегодня. Пока ты еще не окончательно все разрушил.

— Я не…

— Молчи уж лучше! — Ей хотелось броситься на него с кулаками. — У тебя есть сейчас одно преимущество: я не хочу выглядеть еще большей дурой, чем ты меня выставил. Скажешь бабушке, что просто переезжаешь. Скажешь, что я разрешила тебе расторгнуть контракт досрочно. Скажешь ей все, что хочешь, только, ради бога, не говори Сесилии правды!

— И что же это за правда? — Его глаза сверкали.

— Что ты работаешь на «Вивиенду». — В ее голосе звучал сарказм. — Видимо, тебе надо напоминать об этом время от времени. Ведь ты иногда увлекаешься, играя, слишком вживаешься в образ.

Рори снял куртку и ринулся в кухню. Сквозь шум льющейся воды и грохот чайника она с трудом различила его слова:

— Я не работаю на «Вивиенду». Мой брат — ее директор. Я только получаю дивиденды от акций, которые оставил мне мой отец, вот и все.

— Вот и все? И все? — Джорджия почти кричала, хотя и пыталась себя сдерживать. — Сколько еще членов твоей семьи в «Вивиенде»? Твоя мать — председатель корпорации, я правильно понимаю?

— Да. — Он показался в дверном проеме. — Есть еще и два дяди, одна тетя и несколько племянников в совете директоров. А как ты это узнала?

Глаза Джорджии наполнились слезами, и она отвернулась от Рори. Слезы нужно отложить на потом, когда она останется одна.

— Прочитала письмо, которое пришло в субботу утром.

Рори уже было отправился в спальню, но она окликнула его:

— Не ищи, оно у меня. — Джорджия не один раз перечитала это письмо, и теперь могла его процитировать. Руфус был главным акционером, как и Стефани Кендел. Стефани, которая разбила сердце Рори…

— Господи! — Рори выглядел ошеломленным. — Я тебя недооценивал…

— Какого дьявола ты мне ничего об этом не говорил? Это что, выскочило у тебя из головы? Это и есть тот «семейный бизнес», о котором ты мне все время твердил? Ты — двуличная дрянь! А Руфус, наверное, настолько похож на тебя, что Стефани просто вас перепутала…

Рори на секунду сжал кулаки, но тут же разжал их.

— Это, видимо, произошло совсем недавно. Послушай, ты хочешь, чтобы я тебе все объяснил? Ты выслушаешь меня?

Джорджия так сильно замотала головой, что стал слышен стук ее зубов.

— Что тут объяснять? Что я должна слушать? Еще несколько твоих заранее отрепетированных сказок? Я уже сказала, чего я от тебя хочу, и я хочу, чтобы ты сделал это сегодня. Поезжай обратно в «Диадему» и скажи, что увольняешься, а потом убирайся с глаз моих долой.

— Хорошо.

Его смирение потрясло Джорджию. Она показала на фотографию.

— Я догадывалась, что это твоя мать, но ничего не говорила, потому что до последнего надеялась, что ошибаюсь!

— Моя мать? Как, черт подери, ты это узнала?

Лицо Джорджии исказилось, она продолжала показывать на фотографию.

— Я встретила ее в «Ионио»…

«Пожалуйста, пожалуйста, — молилась она в глубине души, — скажи мне, что все не так, что я не права!»