Ксения Любавина - Душенька

Артем глянул на отца исподлобья.

— Я ее люблю, — упрямо повторил он. — И ей нет смысла оставаться с тобой.

— Логично, — согласился Петр, присаживаясь рядом с сыном на диван и закуривая. — А скажи-ка ты мне, с чего ты вообще взял, что Саня — моя женщина?

— Как с чего? — опешил Артем. — А чья же? Я видел вас вместе в салоне «вольво», она висла на тебе, как мартышка…

— Сын мой, ты — идиот… как ни печально это констатировать… Саня — не моя женщина. Она — дочь той женщины, с которой я теперь живу. И которую люблю. Это понятно?

Артем некоторое время с недоверием смотрел на отца и вдруг, поняв, что тот говорит правду, со стоном схватился за голову. Петр между тем продолжал:

— Надо было для начала хотя бы все хорошенько разузнать, раз уж ты собрался мстить мне за то, что я, как ты изволил выразиться, бросил вас с матерью, бедных и несчастных, на произвол судьбы.

— Значит, и ребенок… ну, эта девочка… не твоя дочь?

Петр презрительно хмыкнул, покачав головой.

— Дурацкий вопрос, — буркнул он.

Артем дотянулся до сигарет, валявшихся сбоку от дивана, и медленно закурил, ошалело глядя перед собой.

— Тогда почему ты говоришь, что Саня не захочет быть со мной? — придя в себя через пару минут, наконец, спросил он.

— Я думаю, для начала следует попросить у отца прощения за все то дерьмо, что ты устроил. Или я тебя и впрямь настолько плохо воспитал?

— Прости, пап… — искренне произнес Артем. — Я просто хотел, чтобы ты вернулся к матери, а я бы тогда…

— Стратег, — не без сарказма усмехнулся Петр. — Какой же ты еще глупый! А я-то, старый дурак, фирму тебе оставил… Как это ты еще нас по миру не пустил? Наверное, если бы не надзор Борьки Трунова, то сейчас мы точно все вместе в переходе метро стояли бы с протянутой рукой.

— Я ведь попросил прощения.

— Ах да. Действительно. Что это я, в самом деле… старый Мазай разболтался в сарае…

— Может быть, мне еще на колени встать? — язвительно произнес Артем.

Петр шутливо воздел руки:

— Упаси боже! Никто и никогда в славном роду Булыгиных не стоял на коленях! Даже если перед тобой — родной отец, оскорбленный так, что дальше некуда. А уж как ты опозорил бедную Саню… Это вообще ни в какие рамки…

— Я не понял, она что, видела, что записано на диске?

— Видела.

— Но как ты мог?

— Легко. А ты что думал, я стану скрывать от нее, что она встречается с подонком? Она все узнала, и хорошо, что сейчас, а то влипла бы с тобой…

— Это же подло!

— Да что ты! Подло! Ну надо же!.. Нет, мне это нравится. Я же еще и подлец… Наверное, это я заснял, как занимаюсь любовью с женщиной, и ну показывать сей шедевр направо и налево! Мало того что ты поступил как последняя сволочь, ты еще и отказываешься это признать. Да нет, ты даже не сволочь. А так… жалкий извращенец… Ты, случайно, в Интернет это не выкинул? Нет? А что так? Давай уж, надо шагать в ногу со временем. Ты тут говорил, что не ожидал от меня такого поступка, так вот, я тоже не ожидал, что ты станешь вытворять те же самые гнусности, какими развлекаются твои ровесники из состоятельных семей, копейки не заработавшие самостоятельно. Золотая молодежь, мать вашу!

— Я попрошу у Сани прощения, и она меня простит. И мы будем вместе.

— Э-э нет, парень. Вот тут ты сильно заблуждаешься. Конечно, полтора века назад повес, подобных тебе, да после такого скандала, знатные отцы заставляли жениться на опозоренных девицах, но нынче другие времена, слава богу, третье тысячелетие распаковали. Так что мы пойдем другим путем. И к Сане я тебя близко не подпущу. Даже не надейся. Я не позволю тебе испортить жизнь хорошей девушке.

— Это не тебе решать, — огрызнулся Артем, закуривая вторую сигарету.

— Много куришь, сынок, — заметил Петр.

— Это — мое дело.

— Кто бы спорил… А насчет того, кому решать… Конечно, в первую очередь Сане. Но я надеюсь, она — девушка разумная и все про тебя поняла. А если ты станешь донимать ее и слишком уж ей докучать, я подарю ей пистолет, и она тебя пристрелит. О, кстати, чуть не забыл, по поводу твоей детской обиды на то, что я оставил вас с матушкой… Думаю, ей грех на меня обижаться. А тебе и подавно. Во всяком случае, я ничего тебе не должен, ведь восемнадцать тебе исполнилось три года назад. Вспоминай об этом почаще, прежде чем поступать как капризный ребенок.

Петр потушил окурок в пепельнице, стоявшей на полу, и поднялся с дивана, застегивая куртку.

— Ладно, сын, засиделся я у тебя. Больше мне тебе сказать нечего. Будь.

Он проследовал к двери, не спеша обулся и вышел из квартиры, закрыв за собой бронированную дверь. Артем остался сидеть на диване. Некоторое время он сидел так не двигаясь, прижав ладони к глазам, словно их мучительно, как огнем, жег стыд. Потом поднялся, прошел на кухню, достал из шкафа початую бутылку виски, налил себе полстакана и опрокинул в себя. Поморщился. Снова зажег сигарету и набрал номер Сани на своем мобильном. Вызов длился целую вечность, а затем оборвался короткими гудками. Он набрал еще несколько раз, и произошло то же самое. Он выпил еще виски, чтобы унять нервный озноб в теле и стук в висках. Внезапно экран мобильного озарился светом и раздался звуковой сигнал — пришло CMC-сообщение. Он прочел: «Отвали, придурок! Не смей мне больше звонить! Никогда!!!»

Он безвольно шлепнулся на диван, испытав настоящий ужас от этих слов. Несколько минут тупо смотрел на мобильный, потом вдруг в припадке ярости швырнул его в бронированную дверь. Телефон распался на две половинки. Но ярость не утихала. Он нашел камеру, на которую снимал их с Саней, и тоже разбил. Потом повалился на диван, лицом вниз, и, вцепившись зубами в диванную подушку, зарыдал, как мальчишка.

Вечером, находясь уже у себя дома, на новой квартире, которую он купил для них с Людмилой, Петр долго не мог уснуть, даже несколько раз вставал и шел курить, думая, что Людмила крепко спит и ничего не слышит.

— Петь, хватит уже травиться. Какая по счету? — внезапно произнесла она, когда Петр после очередного перекура снова лег в постель.

— Прости, я тебя разбудил, — сказал он и, подвинувшись поближе, обнял ее. Нос уткнулся в теплую макушку, и ему показалось, что на душе стало легче.

— Бросай ты это дело, дружок. А то сердце посадишь… И вообще…

— Обязательно брошу. Честно.

— Поклянись.

— Век воли не видать.

— Я серьезно.

— Чтоб я сдох.

— Совсем с ума сошел?

— Ох, Люда. — Петр шумно вздохнул. — Тут и впрямь с ума сойдешь. До сих пор в голове не укладывается… Черт знает что такое…

— Не говори. Просто комедия ошибок. Старик Шекспир ушел на перекур.

— Прекратите отсебятину, во времена Шекспира не было никаких перекуров, — пробурчал он.

— Не точно цитируешь.