Алла Осипова - Отель «Рай»

Я выронила телефон и потеряла сознание.

В вечернее время анестезиологов в больницах не бывает, поэтому чистку делали без анестезии. Безумная физическая боль казалась смешной по сравнению с душевной. Я уже была беременна перед поездкой в «Рай», но наш с Алешей круглоголовый ребенок оставил меня, взмахнув на прощание своими золотыми крылышками. Что ж, наверное, его забрала к себе Ирина Павловна, ведь там гораздо лучший мир, чем здесь. Там есть настоящий рай, а не тот турецкий, который стал для меня адом.

Я очнулась в палате. В вене торчала иголка капельницы.

«Ничего себе, капают… Значит, была сильная кровопотеря», — механически констатировала про себя. Сознание постепенно возвращалось к произошедшему, и единственное сожаление было о том, что я все-таки жива. Угли в сердце зажглись с новой силой. Я ощутила внутри такую пустоту и боль, что невозможно было дышать.

«Я должна выжить ради Вани. Я выживу. И буду счастлива, обязательно буду! — сжав зубы, прошептала я. — Счастлива, только без Алеши. Без Алеши? О! Господи, за что ты меня наказываешь? Я не могу это вытерпеть, такое предательство!» Слезы сплошным потоком текли по лицу. Рядом затренькал мобильник. Ваня дрожащим голосом спросил:

— Мамочка, у тебя все в порядке? Ты скоро вернешься? Я очень волнуюсь за тебя! — скороговоркой пробормотал мой сыночек.

— Не переживай, я скоро приеду. Пусть дедушка заберет меня утром, — сказала я, пытаясь придать голосу спокойствие.

— Мама! Ты плакала! Это все из-за этого проклятого Алеши! Хочешь, я убью его? Я все равно маленький, мне ничего не будет! Мамочка, милая, только скажи, как мне тебе помочь, что мне для тебя сделать! Я люблю тебя сильно-сильно! Хочешь, будешь диктовать мне каждый день диктанты? Я выучу все неправильные английские и немецкие глаголы! Я все для тебя сделаю, только возвращайся скорее домой и не болей! Не оставляй меня! — Ваня плакал в трубку.

— Малыш, сыночек, успокойся. Я просто чуть-чуть отдохну здесь. Все будет хорошо! — изо всех сил постаралась я успокоить сына. Бедный, как он настрадался за все это время.

Как я намучила моего любимого сына своей любовной историей. Я не имею никакого права разнюниваться. Надо жить ради сына.

На следующий день я сбежала из больницы. На первом этаже висело большое зеркало. Я увидела женщину какого-то желто-серого цвета, из-под загара проступала бледность, и глубокие тени залегли под глазами. Это была не я. Мне хотелось сжаться, спрятаться от сжигающей боли и не жить.

…Я превратилась в зомби: горстями пила успокоительные препараты, а если не пила их, то рыдала как белуга и не могла работать. Сходила на прием к психотерапевту, он посоветовал пить «Прозак». Что ж, пить так пить…

Я вышла на работу в свой медицинский центр, но самое ужасное, что мне стали безразличны мои пациенты. Мало того, я смотрела на всех мужчин как на потенциальных предателей, а на женщин как на потенциальных соперниц. Раньше мне было всех жалко, изо всех сил хотелось помочь каждому сделать все, что в моих силах. Теперь я чисто механически выписывала рецепты, рассматривала рентгеновские снимки, но работала отчужденно и холодно, лишь сухо выполняя свои профессиональные обязанности.

Раньше я жила своей работой, радовалась отличным результатам, старалась подходить к каждому творчески и индивидуально. Теперь пациенты раздражали меня и хотелось только одного: чтобы работа побыстрее закончилась, хотелось прийти домой, выпить таблетки и забыться глубоким сном. Даже во сне боль догоняла меня, я видела во сне Алешу и нашего нерожденного ребеночка.

От пережитых неприятностей и таблеток мои роскошные волнистые волосы выпадали целыми прядями, и пришлось совсем коротко подстричься. Стрижка меня откровенно уродовала, но мне было все равно. Хуже всего приходилось бедному Ване. Он привык, что я играю с ним, постоянно шучу и закармливаю всякой вкуснятиной.

Теперь я сидела, уставившись в одну точку, в моем сознании постоянно крутились последние слова Алеши, образы маленьких ангелочков, нашего загородного дома, где будет хозяйничать усатая гренадерша, от которой пахнет моими любимыми духами и которая спит в одной постели с моим любимым мужчиной. Любимым? Наверное, уже нет. Потому что я любила действительно не его. Мой любимый мужчина не мог бы поступить так подло и низко по отношению к женщине. Значит, мой любимый Алеша тоже умер. Тот человек, который носит его личину, не он. Моего уже нет.

Я тщетно пыталась понять, почему мне так безумно больно, и, кажется, поняла. Дело было не только в предательстве, измене и обмане. И даже не в том, что я потеряла долгожданного ребеночка. Дело было в том, что я находилась буквально в двух шагах от исполнения своей мечты — о дружной большой семье, муже, доме, в котором можно принимать друзей и наслаждаться природой… Это были мои мечты. И в эти мои мечты влезла другая тетка. Причем низкого пошиба, которая упрямо шла к своей цели — заполучить богатого мужчину. И ей было все равно — кто попадется в ее сети. Она использовала Алешу. Она не любила его. А я любила. Я чувствовала за него ответственность и понимала, что он просто пропадет без меня. Нет, он будет жить, развлекаться и все такое, но душа его все равно будет тосковать. Он озлобится, станет делать больно людям и постепенно деградирует. Увы… Я вновь и вновь перечитывала его любимую книгу Каверина «Перед зеркалом», пытаясь понять загадки любви. Ведь Алеша так сильно любил эту книгу, вдруг там есть какое-то объяснение? Может быть, я в чем-то была не права, не угодила ему? Я винила себя… Слушала безостановочно «Белые розы»… Возможно, моя любовь и боль будут резонировать с песней и дойдут по информационному полю до Алеши… И плакала, плакала, неутешно, горько, пугая Ваню и своих несчастных родителей.

Мама с папой были очень обеспокоены моим состоянием, все время предлагали каких-то психологов и психиатров.

— Доченька, это ж обычное дело, бывает… что ж ты так убиваешься? — сокрушалась мама, глядя на меня мученическими глазами. — Может, тебе в церковь сходить или в монастырь какой съездить? Вдруг полегчает. Как, как мне помочь тебе?

Папа страдал молча, сжав губы, только потихоньку пил валидол.

— А ведь я его даже уважал… Э-эх… Жаль, что я совсем старый стал, а то двинул бы ему как следует по сытой морде! — однажды вдруг закипятился мой старик. Он никогда раньше не давал меня в обиду.

Родители забрали Ваню с собой на дачу.

В понедельник я вышла на работу, но работать не смогла. Я ненавидела людей. И себя в том числе. Решила пойти к шефу. Он оказался у себя, наш строгий главный врач. Я вошла в кабинет и села на краешек стула.

— Василий Григорьевич, миленький, не могу работать…