Максин Барри - Не страшись любви

Поезд, издав знакомый гудок, тронулся, и она открыла окно, впустив теплый июльский воздух. Дверь за ее спиной открылась и закрылась, она повернулась и от изумления открыла рот, увидев не семью из Юты, а Бретта Карвера.

— Чуть не опоздал, — сказал он. Ванни ему, конечно же, не поверила.

— Ладно уж — чуть не опоздал! — огрызнулась она. — Ты все это подстроил! — Руки ее сжались в кулаки. — Что ты сделал с этой милой парой? Подкупил?

— Нет, черт возьми, — ответил Бретг. Он прислонился к стенке вагона и, скрестив руки на широкой груди, задумчиво смотрел на нее. — Я просто объяснил им, в какое затруднительное положение попал, и они тут же предложили мне поменяться с ними местами. Правда мило с их стороны? — В уголках его глаз, когда он улыбнулся, появились такие милые морщинки.

— Что ты имеешь в виду? — возмутилась Ванни. — Какое затруднительное положение?

Бретт пожал плечами:

— Я просто сказал им, что хотел провести какое-то время наедине с нашим великолепным гидом, и они отнеслись к этому с полным пониманием.

— Ха! — выдохнула Ванни.

— Да нет, правда. Клянусь. — Бретт протянул руку, предлагая мир. — Я сказал им, что я влюбился в тебя с первого взгляда, и они, жена в первую очередь, изо всех сил старались придумать, как помочь мне.

— Еще бы! — Ванни знала, что если Бретт захочет, он уговорит и павлина в брачный период расстаться со своим хвостом. — Соврать тебе ничего не стоит? — спросила она, откинув голову. Ну как ей унять стук своего сердца?

— Я не соврал, — сказал Бретт серьезно.

Ванни почувствовала, что даже воздух в вагоне стал другим, и нервно сглотнула.

— Не надо, — резко сказала она и села за стол, уставившись на бутылку шампанского в ведерке со льдом и тарелки с пирожными, сыром, виноградом и печеньем.

Он отошел от двери и сел, но не напротив, а рядом. Когда его бедро коснулось ее, она торопливо — слишком торопливо, черт возьми! — отодвинулась и стала смотреть в окно. «Нет ничего красивее английского сельского пейзажа», — твердо напомнила она себе, глядя в окно так напряженно, что у нее заболели глаза.

Он вздохнул.

— Ты не веришь, что я влюбился в тебя в тот момент, когда твой отец представил меня? — спокойно спросил Бретт.

У Ванни замерло сердце. Она сделала неопределенный жест рукой и нервно облизнула губы, которые вдруг стали такими сухими, что она нетерпеливо потянулась за шампанским.

Бретт открыл бутылку и, наполнив бокал, протянул его ей. Ванни жадно глотнула.

— Еще? — спросил он, когда она, сделав еще пару глотков, опустошила бокал.

Она бросила на него яростный взгляд:

— Хочешь напоить меня?

Бретт секунду молча смотрел на нее, затем, откинув голову, засмеялся:

— О Ванни! Ты ни на кого не похожа.

Ванни, закусив губу, отвернулась к окну. Это было легче, чем смотреть на него, но с каждой милей, которую они проезжали, она все больше ощущала близость его тела. Она знала, что стоит ей немного подвинуть руку, она сможет положить ее на его бедро. И если она сделает это, то он глубоко, по-мужски втянет в себя воздух. Она знала, что у него сожмутся мускулы. Что на лице появится особое выражение. Знала, что глаза его потемнеют. Хотя ни разу в жизни она не дотрагивалась до него. Просто знала, что будет именно так.

— Что ты хочешь, Бретт? — В голосе ее звучали злость и отчаяние.

Прежде чем ответить, он молча ждал, когда она повернется к нему.

— Я хочу тебя, Ванни, — просто сказал он. — И всегда хотел.

Ванни грустно улыбнулась:

— Тебе нужны мои акции. Ты думаешь, я не знаю про завещание отца?

Бретт покачал головой:

— Мне все равно, какое завещание оставил Чак. С того момента, когда я увидел тебя на лестнице, я хочу тебя. И никого, кроме тебя.

Но Ванни не верила ему. Или, точнее, не позволяла себе верить. Если она начнет ему верить, то все — она пропала.

В ее зеленых, как у кошки, глазах промелькнула боль. Бретт заметил это и открыл было рот, чтобы сказать, что он вот-вот заключит сделку, которая докажет ей раз и навсегда, что ему наплевать на ее деньги. Но он не сказал этого.

— Я скучал по тебе, — тихо проговорил он. — О, Ванни, как я скучал по тебе.

Его губы прижались к ее губам. Тела прильнули друг к другу. Она чувствовала, как его руки гладят ее лицо, как ее кожа вспыхивает от этих прикосновений. Она могла ощущать, пробовать на вкус, вдыхать, слышать только его. В полном смятении она закрыла глаза.

Почувствовав, что его губы уже не прикасаются к ее губам, и открыв глаза, она испытала такое чувство потери, что ей стало страшно. «Один поцелуй, — в отчаянии думала она. — Один лишь поцелуй, и все — он победил!»

Поезд замедлял ход. Первая остановка. За окном виднелся мост, перекинутый через реку, на берегах росли дубы.

«Бежать!» — неожиданно решила она.

Она изо всех сил оттолкнула его и бросилась к двери. Едва она успела вскочить в соседний вагон, как поезд тронулся. Ей повезло: в вагоне пять вдов играли в бридж, и они предложили ей разделить с ними ужин.

На протяжении всего оставшегося пути, пока дамы весело болтали, она вспоминала лишь вкус губ Бретта.

Джайлз улыбнулся, когда рыжая секретарша, встав из-за конторки, подошла к двери своего босса и открыла ее.

— К вам мистер Джайлз Пауэлл, мистер Килер, — чуть ли не пропела она.

Джайлз сел, положив ногу на ногу, и бросил быстрый, но внимательный взгляд вокруг. Он раньше никогда не был в конторе нотариуса своей тетки.

— Итак, Джайлз? — спросил Гордон Килер, сразу приступив к делу. — Что я могу сделать для тебя?

Джайлз понимающе улыбнулся.

— Ничего особенного, — сказал он. — Это скорее просто визит вежливости. Я хотел сообщить вам, что мы с бабушкой собираемся опротестовать завещание.

На самом деле он пока еще не консультировался со своими адвокатами. Просто хотел сделать до этого пробный шаг. Лицо Гордона осталось непроницаемым.

— Понятно, — коротко сказал он. Джайлз задумчиво поскреб подбородок.

— Вас это, кажется, не особенно удивило? — забросил он первый крючок.

Гордон пожал плечами:

— Нет. После вашей реакции на содержание завещания это казалось… вполне вероятным.

Гордону не хотелось играть в кошки-мышки с человеком, который всегда брал на себя роль кота. Кроме того, ему нравился Джайлз Пауэлл. Всегда нравился. Фрэнки, кстати, тоже любила его больше всех Пауэллов. Поначалу ему, как приемному сыну, пришлось сполна испытать на себе недовольство Грейс Паэулл. Однако он не превратился ни в избалованного никчемного юнца, ни в неврастеника. Он стал сильным, и его полюбили.

— Послушай, если ты выдвинешь иск против Харриет Дженсен, ты проиграешь, — сказал Гордон с уверенностью, удивившей Джайлза.

— Вот как? — спросил он, нарочито удивленно подняв одну бровь и слегка выпрямившись в кресле. — Ты в этом так уверен?