Линн Грэхем - Счастливый билет

— Если Тоуни не скажет ему правду в ближайшее время, я сделаю это за нее, — заявил Сергиос Демонидес, глядя, как его свояченица играет в мячик на солнце с его старшими детьми.

Тоуни была от природы такая стройная, что в купальнике округлость ее живота была сильно заметна.

— Мы не можем так вмешиваться в ее жизнь, — яростно заспорила с ним его жена Би. — Он сделал ей больно. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к такому развитию событий…

— Сколько времени? Она что, собирается ждать рождения ребенка и только потом скажет Наварру, что он его отец? Человек имеет право знать, что у него будет ребенок, до его рождения. Не может быть, чтобы он оказался таким же безответственным, как она…

— Она не безответственная! — Би взяла на руки их младшую дочь. — Просто Тоуни очень независимая. Ты хоть знаешь, сколько я ее уговаривала приехать к нам сюда на праздники?

Тоуни чувствовала, что сестра с мужем разговаривают о ней. И почему Сергиос считает своим долгом решать проблему ее беременности? Но в остальном неделя отдыха на острове Орестос, принадлежащем Сергиосу, была просто роскошной. Когда она улетала, в Лондоне было холодно и ветрено. И завтра она вернется туда, к плохой погоде и своей весьма заурядной работе официантки. И все же неделя, проведенная с сестрой и ее семьей, помогла ей восстановить душевное равновесие.

— Я даже думать не хочу о том, что ты опять будешь работать допоздна. Надо было тебе здесь больше отдыхать, — вздохнув, сказала Би Тоуни тем вечером, когда они сидели вместе на террасе и смотрели, как солнце заходит за горизонт. — А еще тебе надо было сказать Наварру, что ты беременна, когда он звонил пару месяцев назад.

— Но ведь результат первого теста, который я сделала, был отрицательным! — напомнила Тоуни. — Ты всерьез полагаешь, что мне надо было ему перезвонить через три недели и сказать, что я ошиблась?

— Да, — твердо сказала Би. — Это и его ребенок тоже. И тебе надо с этим как-то разобраться. Чем дольше ты тянешь, тем больше все усложняешь.

У Тоуни на глаза навернулись слезы. Она отвернулась, не желая показывать бурные эмоции, которые так легко выплескивались наружу с тех пор, как она забеременела. Она была на четырнадцатой неделе, ее живот округлился, а груди стали чуть ли не вдвое больше. Она чувствовала себя такой уязвимой, теряя контроль над своим телом и всей своей жизнью. Слишком хорошо она помнила рассказы матери о том, с каким презрением отнесся ее отец к новости о зачатии нежеланного ребенка. Тоуни вся съежилась при мысли о разговоре на ту же тему с человеком, который и так уже невесть в чем ее подозревает.

— Я знаю, что Наварр сделал тебе больно, — с грустью пробормотала ее сводная сестра. — И все-таки ты должна ему сказать.

— Случилось так, что я ужасно им увлеклась, — признала Тоуни, и Би тут же с молчаливым пониманием взяла ее за руку. — Я никогда не думала, что могу испытывать к мужчине такие чувства, и он исчез из моей жизни прежде, чем я успела понять, как много он для меня значит. Но я ничего не могла сделать, чтобы упрочить наши отношения…

— А может, тебе просто спокойно с ним поговорить? — предложила Би. — Это было бы хорошим началом.

Тоуни не могла этого сделать. Как станет она разговаривать с мужчиной, который почти наверняка захочет, чтобы она сделала аборт? И она решила отправить ему вечером сообщение, избавив, таким образом, их обоих от необходимости встречаться и смотреть в глаза друг другу.

«Первый тест, который я сделала, был ошибочным. Я на четырнадцатой неделе, — проинформировала она его, а потом добавила на случай, если у него вдруг останутся какие-то сомнения: — Ребенок твой».

Тоуни быстро нажала кнопку «Отправить» — прежде, чем успела передумать, и заснула, успокаивая себя тем, что наконец-то сделала то, что должна была.

Наварр находился в своем роскошном офисе в Париже, когда получил сообщение от Тоуни. Шок и изумление, которые он испытал, прочитав ее простые слова, по силе были сравнимы с ураганом. Ему захотелось взъерошить волосы и крикнуть «Черт возьми!» прямо в небо, чтобы хоть как-то выпустить пар. Она его до инфаркта доведет. И как она может сообщать такую новость эсэмэской? И как она может писать «твой» так, словно он станет оспаривать этот факт, ведь она была девственницей? Он попробовал тут же до нее дозвониться, но ответа не получил, потому что Тоуни к тому времени уже была на борту самолета. Отменив все встречи, Наварр вылетел в Лондон.

Тоуни забежала в свою крохотную однокомнатную квартирку только для того, чтобы переодеться и оставить чемодан, а потом прямиком отправилась работать в ночную смену в ресторан. Она решила, что не может принять деньги от Наварра, поэтому так и не обналичила его чек, и ей приходилось очень много работать, чтобы платить по всем своим счетам. К счастью, несколько недель назад ей повезло продать дизайн набора поздравительных открыток, что позволило ей на ближайшее будущее заплатить арендную плату Селестины. Ее зарплаты официантки хватало, чтобы оплачивать собственные расходы, а ее агенту так понравились ее комиксы о Французе, что она разослала их в несколько изданий. Так у Тоуни появилась скромная надежда на лучшее будущее, о котором она так мечтала.

Наварр сел за столик в дальнем уголке ресторана самообслуживания, в котором работала Тоуни, с чашкой самого отвратительного черного кофе, какой ему только доводилось отведать в жизни. Он увидел, как она появилась из-за стойки и принялась убирать со столиков. И тут же на смену негодованию по поводу того, что она так долго ничего не говорила, пришла злость. Ее ярко-рыжие волосы были забраны в хвостик, а гибкая точеная фигурка была заключена в джинсовый комбинезон. Наварр впился в нее взглядом. На первый взгляд она почти не изменилась, разве что немного похудела. И только когда она выпрямилась, стал заметен ее округлившийся животик.

Она ждала его ребенка, и хоть ей явно приходилось зарабатывать на жизнь низкоквалифицированным и низкооплачиваемым трудом, она до сих пор не обналичила тот чек, который он оставил для нее в отеле. Наварр сказал в банке, чтобы его проинформировали сразу же, как она заберет деньги, но неделя проходила за неделей, а из банка все не звонили. Слезливой истории об их романе в газетах тоже так и не опубликовали. Когда ничего такого не произошло и самые худшие из его опасений не оправдались, до него наконец дошло, что, отказавшись принять от него эти деньги и снизойти до продажи их истории журналистам, Тоуни хотела дать ему понять, что он в ней ошибся и что он больше ей не нужен. Наварр хорошо понимал, когда ему бросали вызов, хотя она была первой женщиной за всю его жизнь, которая решилась на это.