Мейси Ейтс - Разлучница

– Годится.

И почему это слово, которое должно было разозлить ее, показалось Маделин самым невинным комплиментом, который она когда-либо получала?

– Я привез тебе драгоценности, – сказал он, протягивая ей изящную бархатную шкатулку.

Маделин прошла в центр комнаты:

– Я думала, вы пошлете кого-нибудь из своих… помощников, как вы их называете.

Алексей вплотную приблизился к ней:

– Я поручаю другим выполнять за меня рутинную работу, а не делать то, что приятно мне самому.

Открыв шкатулку, он достал серьги с желтыми, грушевидной формы бриллиантами, а также кольцо с драгоценным камнем, окруженным белыми бриллиантами. Чистота и отделка камней были безупречными, дизайн – изысканным и завораживающим.

– Они потрясающие, – сказала Маделин, слегка прикоснувшись к серьгам. – Вы настоящий художник.

Она взглянула на Алексея. Лицо его было твердым, как гранит, взгляд карих глаз – спокойным.

– Их можно дорого продать, – сказал он.

– Но в этих украшениях… есть нечто большее. Глядя на них, думаешь не только о продаже, – сказала она.

– Нет. В них нет ничего, кроме чистой прибыли, которую они могут принести. Это бизнес.

Маделин не знала почему, но эта холодная, жесткая фраза показалась ей необыкновенно печальной, тем более что сказана она была о таких красивых вещах.

Ей нравились украшения Алексея. В них было нечто большее, чем просто красота. Или это так казалось?

Протянув руку, она взяла у него шкатулку с драгоценностями и, наклонившись, достала и надела на себя первую серьгу. Подняв глаза, она увидела его взгляд в отражении зеркала. И снова заметила эту вспышку огня…

Опустив глаза, Маделин снова стала разглядывать ювелирные украшения – более внимательно, чем это было необходимо, – а затем надела вторую серьгу.

– Превосходно, – сказал Алексей, придвигаясь ближе к ней.

Он стоял позади нее – так близко, что она ощущала жар его тела. Его запах – тот самый, который мучил ее целый день, – окутал Маделин с головы до ног.

Подняв руку, Алексей прикоснулся к одной серьге.

– С этой вещью мне было интересно работать, – сказал он. – Камешек хорош сам по себе, им можно залюбоваться. Но в такой стильной форме, идеально ограненный, он выглядит гораздо лучше. И когда эти драгоценности надеты на красивую женщину… тогда они поистине великолепны.

Повернувшись, Маделин поняла свою ошибку, но было уже слишком поздно. Ее груди прикоснулись к его груди, и она крепко сжала свою сумочку, чтобы сохранить спокойствие.

С трудом она изобразила натянутую улыбку:

– Это замечательно. Я имею в виду – для рекламной кампании. – Маделин проскользнула мимо него и отошла как можно дальше, пока снова не смогла дышать. – Мы должны… Я должна… Занимайтесь, пожалуйста, своими делами, но мне надо отлучиться ненадолго. Для последних приготовлений, так сказать.

Он кивнул, и легкое изумление отразилось на его лице.

– Конечно. Посмотрим, будет ли этот вечер таким идеальным, каким он должен быть, по твоим словам.

Пышные банкеты и роскошная обстановка были, буквально говоря, повседневным явлением для Мэдди. Но она работала за сценой – координировала, планировала, руководила. Ее работа всегда была невидимой.

И вдруг внезапно она оказалась у всех на виду. Люди со всех сторон глазели на нее. Она понимала: вообще-то они смотрят не на нее, а на драгоценности, которые были на ней. И на Алексея, шедшего рядом. Этот мужчина излучал агрессивную сексуальность. В своем классическом смокинге он имел грозный и необыкновенно привлекательный вид.

Маделин улыбнулась проходившей мимо паре, заметив, что Алексей не обратил на них ровным счетом никакого внимания. Лицо его оставалось неподвижным и спокойным, когда они прошли через зал.

– Может быть, вы попытаетесь улыбнуться? – прошептала она.

Он склонился к ней:

– Зачем?

Сделав шаг в сторону, чтобы хоть немного отдалиться от него, Маделин продолжала идти рядом с ним.

– Это выражение дружелюбия. Так всегда делают люди.

– Не знал, что я должен выражать дружелюбие, – сказал он.

– Но ведь вы – бизнесмен, – сказала Маделин. – И продажа себя – это часть продажи вашего продукта.

Кажется, она говорила глупые и бесполезные слова этому мужчине, и ей не нравилось это. Разговаривать с ним по телефону ей удавалось лучше.

– Улыбаюсь я или нет, драгоценности все равно продаются, – невозмутимо произнес Петров.

– Да, конечно, я не сомневаюсь в этом, но…

– И кстати, если ты даешь людям все, что они хотят, они сразу же теряют к тебе интерес. Лучше оставить немного тайны.

Тайны в нем было предостаточно. Его личная жизнь оставалась сугубо личной. В ней не было даже намека на какие-то скандалы, никакой информации о том, с кем он спал. Ничего. И это тем более удивительно, учитывая жадный интерес прессы ко всякого рода скабрезным историям и скандалам.

Маделин оглядела зал – и вдруг почувствовала приступ клаустрофобии. Такие банкеты были для нее обычным делом, но она привыкла все время находиться по другую сторону сцены. Быть членом персонала означало слоняться где-то по углам. Быть гостьей и находиться рядом с Алексеем означало получать всеобщее внимание, которого она никогда не удостаивалась.

Маделин никогда не получала всеобщего внимания и теперь не знала, что делать с ним. Ей становилось все хуже в этой вынужденной обстановке, под любопытными взглядами окружающих.

Но постепенно она поняла – Алексей чувствует себя не лучше – и немного приободрилась. Он вел ее вперед, обняв рукой за талию, и рука его была напряжена. Взглянув на него, она заметила – даже в его изогнутых бровях сквозило напряжение. Однако Алексей смотрел не на нее. Он смотрел на столик, к которому они направлялись и за которым уже сидели гости. Они болтали и восхищались драгоценностями, размещенными в красивых шкатулках в витринах.

В этот момент Маделин узнала нечто о своем упрямом, скрытном боссе. Он чувствовал себя здесь так же неуютно, как и она. Он тщательно это скрывал, его лицо было совершенно спокойным, но она физически ощущала его дискомфорт.

Маделин прошла вперед, его рука все еще лежала на ее талии, и он последовал за ней, хотя движения его теперь были скованными.

Наконец Алексей улыбнулся людям, сидевшим за столом, когда, отодвинув стул, жестом пригласил свою спутницу сесть. Казалось, он полностью владел собой, как и всегда. Но Маделин знала правду. Тело его было напряженным, зубы крепко сжаты, даже когда он улыбался.

Когда Алексей уселся рядом с ней и положил ладонь на белую льняную скатерть, она инстинктивно положила свою руку поверх. Это был успокаивающий жест. Это был контакт. И он означал гораздо больше, чем просто прикосновение.