Селина Дрейк - Цветок папортника

— Я могу тебя заставить, и ты прекрасно это знаешь. — Тон Ралфа становился все более угрожающим. — Почему ты ушла от меня? И хватит нести вздор об ошибочности нашего брака. Никакой ошибки не было. Ведь не было?!

Он надвигался на нее — огромный и страшный в своем гневе, а она пятилась, глядя на мужа расширенными от страха глазами.

— Я готов торчать в этом богом забытом месте недели, месяцы, пока не получу ответа. А этот Майкл! — Ралф презрительно махнул рукой. — Тебе же нет до него дела. Ты не могла бы сегодня так самозабвенно отдаваться мне, если бы хоть сколько-нибудь думала о нем. Я знаю тебя, дорогая. Я знаю тебя. А теперь попробуй сказать, что не любишь меня, что хочешь вычеркнуть меня из своей жизни!

Это было слишком. Линда метнулась к двери, распахнула ее и выскочила в темноту ночи. Бежать, больше ей ничего не оставалось.

Ралф в три прыжка нагнал ее, развернул с такой силой, что у нее, будто у куклы, откинулась голова, и встряхнул.

— Нет, ты мне скажешь правду! Сейчас же! Я люблю тебя, я имею право знать! И ты моя жена, черт возьми. Ты что, забыла все, о чем мы мечтали? Дети. Загородный дом, утопающий в зелени и цветах. Вместе состариться…

— Я никогда не состарюсь!!! — Плотину прорвало, и Линда завопила, поскольку больше не могла сдерживать эмоции, которые держала в узде целых три месяца. — Никогда, слышишь?! Пройдет всего несколько лет, и мое тело начнет усыхать и скрючиваться! Сначала костыли, потом инвалидная коляска…

— Линда!

— Нет уж, теперь слушай! Ты же сам хотел знать правду! Вот ты и получил то, что хотел! Я тебе еще скажу…

Увесистая пощечина пресекла ее истерические вопли. Когда Линда опомнилась, Ралф уже нес ее на руках в коттедж.

Она не сопротивлялась, чувствуя себя обессиленной и опустошенной. Ад при жизни. Вот что она уготовила любимому мужчине. Если то, что Ралф сейчас узнал, покажется ему слишком тяжким грузом, и он ее оставит, то все равно до конца дней будет казнить себя за малодушие. Если останется с ней… У Линды в голове все помутилось. Что я наделала? Как могла рассказать мужу все, если люблю его, и люблю сильно?

— Успокойся, детка, успокойся. — Ралф заботливо усадил ее на стул и теперь нежно целовал заплаканное лицо, и в поцелуях этих не было и следа недавней страсти. — Все будет хорошо, обещаю тебе.

— Не будет. — Линда глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в лицо, в его темные мягкие глаза, светившиеся такой любовью, что у нее зашлось сердце. — Не будет больше ничего хорошего.

Она хотела встать, но Ралф снова усадил ее напротив себя, да так близко, что Линда слышала бешеное биение его сердца.

— Тогда мы вместе встретим беду, любовь моя.

— Ралф, у меня наследственное заболевание, которое медленно убьет меня всего за несколько лет. — Линда словно впала в транс, все ее тело словно одеревенело. Когда же она перевела взгляд на белое как мел лицо и потрясенные глаза мужа, оцепенение исчезло. — Я буду никакой. Сначала не смогу ходить, затем атрофируются другие мышцы и в конце концов… — Она запнулась, затем заставила себя продолжить: — В конце концов я буду прикована к инвалидной коляске, а затем умру.

— Перестань. Не говори так.

— Но это правда. Ты же хотел узнать ее.

И все-таки не следовало рассказывать все. Он никогда не сможет смириться. Да и не его это проблема. Мы знакомы всего год, каких-то двенадцать месяцев. Несправедливо ожидать, что Ралф пожертвует ради больной жены годами своей жизни, имея возможность быть свободным и счастливым.

— Почему ты сразу не рассказала мне правду? Чем я заслужил недоверие, Линда? — Казалось, слова шли из самой глубины его души.

— Я люблю тебя, дорогой.

— И это ответ? — Он, казалось, не верил собственным ушам. — Ты любишь и поэтому бросила меня? Отняла у меня все, ради чего стоило жить, и утверждаешь, что это любовь?

— Ралф…

— Нет, теперь ты выслушай меня. Когда я вернулся и нашел твою записку, я хотел умереть. — В глазах Ралфа стояла такая боль и безнадежность, что Линду начала бить дрожь. — Жизнь потеряла для меня смысл. Никогда бы не поверил, что женщина может сотворить со мной такое… — Он помолчал, затем медленно произнес: — Когда я встретил тебя, я знал, что могу полностью доверять тебе, знал. Но ты не решилась довериться мне. — Он глубоко вздохнул. — Почему?

— Это не так…

— Нет так, черт побери! — Ралф говорил негромко, но боль, сквозившая в его голосе, была страшнее гнева. — Ты ушла из дому, не дав мне ни малейшего шанса, все взяла на себя. Ты вычеркнула меня из жизни…

— Было бы несправедливо просить тебя разделить со мной горе, — чуть слышно прошептала она. — И цветы… Я не хотела, чтобы ты жалел меня, не хотела обременять тебя…

— Откуда ты взялась такая? С какой планеты? Как ты могла подумать хоть на минуту…

Он порывисто привлек ее к себе и приник к ее губам на какой-то сладостный миг, а затем снова чуть отстранил от себя.

— Мы должны поговорить. Но сначала… — Он внимательно посмотрел на нее, и столько доброты было в этом взгляде, что Линда, сама не зная почему, расплакалась. — Сначала я должен сказать тебе вот что, моя радость. Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете, и всегда буду любить. Если болезнь одолеет тебя, если мы не найдем какого-нибудь способа исцеления… — Линда хотела сказать что-то, но Ралф накрыл ладонью ее губы. — Тогда я тоже умру. Или буду продолжать существовать еще десять, двадцать или тридцать лет, но живым уже не буду. И если ты решишь покинуть меня сейчас, знай, на что ты меня обрекаешь.

— Тебе лучше избавиться от меня.

— А если на твоем месте был бы я, ты смогла бы поступить так, как предлагаешь мне?

Эта мысль никогда не приходила ей в голову, и Линда в недоумении смотрела на мужа.

— Смогла бы? — настаивал тот.

— Нет.

— А я, значит, могу? Почему? Потому что я мужчина? Или потому, что ты не верила в мою любовь?

— Я знаю, ты любишь меня. Но просить тебя расплачиваться, когда ты никому ничего не должен…

— Должен, не должен. — Ралф недоуменно смотрел на нее. — Откуда ты взялась такая, милая моя? С первого же дня, как мы встретились, ты стала смыслом моей жизни. Ты — это я, разве ты не понимаешь? Мы не два разных человека, а одно целое. Я не могу отмахнуться даже от малейшего пустяка, касающегося тебя. Я дышу тобой… — Его голос перешел в стон, и Линда чувствовала, как закипает в жилах кровь, но вдруг из глаз ее полились слезы. — Ты знаешь, как я думаю, что я чувствую… — Ралф запнулся. — Или мне казалось, что знаешь. Может быть, я забежал вперед. Чего-то не учел. Кстати, скажи на милость, при чем здесь цветы?

У Линды беспомощно задрожали губы, и она, давясь словами, прошептала:

— Помнишь, ты всегда хотел, чтобы в вазах стояли только свежесрезанные цветы. Ты хотел, чтобы они были верхом совершенства, без малейших следов тлена. Ты сам сказал, что не любишь увядания. — В последних словах прозвучали нотки отчаяния, улегшиеся было страхи вновь всколыхнулись. — Свежие цветы каждый день…