Рут Валентайн - Счастливый дом

— Вполне. Хотя не могу сказать, что очень уж рада видеть тебя. Может быть, все-таки удовлетворишь мое любопытство и объяснишь, зачем ты здесь.

Очевидно, хотел удостовериться, что она не прогнала в шею Эдуардо с Жозефой или не навезла с собой ораву друзей порезвиться на природе. А может, просто своим присутствием решил испортить ей отдых.

Дымчатые глаза потемнели, волевой подбородок дернулся.

— Чтобы расставить все точки над «i» в наших отношениях, что, вообще-то, давно следовало сделать. — Более чем давно, если он желает оставшуюся жизнь прожить в мире и согласии с самим собой.

У Алисии радостно ёкнуло сердце.

Не обольщайся, тут же одернула она себя. Обсуждать им нечего. Она холодно пожала плечами.

— Насколько мне известно, все точки над «i» в наших отношениях, — Алисия ледяным тоном выделила его слова, — расставлены окончательно и бесповоротно много лет назад.

Как Норман собирался ей возразить, она так и не узнала, поскольку за спиной раздался восторженный голос:

— Мистер Норман! Бог мой, какой же ты стал красавчик!

— Жозефа! — Дорожная сумка и пиджак полетели на землю. Норман шагнул на галерею и заключил дородную островитянку в объятия. — Как я уже говорил Эдуардо, давненько не виделись.

— Не то слово. А ведь когда отчим купил этот остров для твоей матери — да упокой Господь ее добрую душу, — ты приезжал сюда каждый год по два-три раза, рос на моих глазах. Ох и щуплый ты был в детстве — кожа да кости, ручки-ножки тонюсенькие. Но озорной — вся голова из-за тебя поседела! А теперь посмотрите — пригож, как сам дьявол. И как это такой красавчик до сих пор не обзавелся женой и кучей детишек? Ну-ка выкладывай! Да прекрати мять мои старые кости. Пойдем лучше в дом.

Экономка подняла с земли пиджак и зацокала языком.

— И кто только в тебя вселился? Прежде ты всегда бережно обращался со своими вещами. — Она с ожесточением встряхнула пиджак, словно сбивала скверну, и со счастливой улыбкой на лице повела его в дом. — Не разлюбил еще стряпню старой Жозефы — шоколадное печенье, домашний лимонад?

Норман широко улыбнулся и беззаботно ответил:

— Если тебе все равно, я лучше выпью джина с тоником. И льда как можно больше.

Все так же улыбаясь, он проследовал за экономкой в прохладу мраморного холла, а позабытая всеми Алисия прислонилась к колонне галереи, чуть ли не до крови кусая губы.

Она готова смириться с тем, что ею пренебрегают, как вчерашней газетой. Нет проблем! Ее возмущает другое. Почему в ней проснулась жгучая ревность, когда Норман по-медвежьи обнял Жозефу, приветствуя старую экономку с искренней любовью?

Неужели ей хочется, чтобы он и ее так обнимал? Ни за что на свете! Только пусть пальцем тронет, она завопит от омерзения.

Так с чего вдруг этот примитивный укол ревности?

Странно, что Алисия захандрила, думал Норман. На нее это не похоже. Он поднялся на одну из скалистых возвышенностей и теперь оглядывал пустынные белые пески укрытой бухты. Если, конечно, характер у нее не изменился в той же степени, что и внешность. Что отнюдь не исключено, принимая во внимание ее манеру поведения накануне и в день похорон Леона.

Он постарался, насколько позволяли приличия, уклониться от прямых ответов на вопросы Жозефы, которую главным образом интересовало, почему он до сих пор не женат. И при первой же возможности, прихватив бокал джина с тоником, ретировался в свою комнату, быстро покидал в шкаф привезенные с собой нехитрые пожитки и отправился на поиски Алисии.

Она куда-то исчезла. Однако вряд ли из-за него. Норман на сей счет не обольщался. Глупо полагать, будто ей стыдно смотреть ему в глаза. Эта новая Алисия, если придется, способна переглядеть самого архангела Гавриила. Она надулась потому, что его неожиданный приезд застал ее врасплох. Он переиграл ее, а уступать она не любит. Ей это столь же ненавистно, сколь ненавистен он сам.

Так чего же я переполошился? — спрашивал себя Норман, поворачивая к лесистым холмам и отрогам, формирующим пейзаж маленького островка. Сама бы вскоре объявилась. А он лучше отдыхал бы себе в прохладном доме, восстанавливал силы после утомительного путешествия, которое, как порой казалось, никогда не кончится. Куда она денется?

Самое смешное, что ответа на свой вопрос он не знал. Во всем, что касалось Алисии, он действовал из побуждений, не поддающихся ни пониманию, ни контролю рассудка. А он редко терял контроль над собой и очень нервничал, когда это все-таки случалось, как сейчас, например.

Неровная тропинка у подножия холма нырнула в густую зелень деревьев. Он хорошо знал эту дорожку. Она вела в воспоминания далекого прошлого, когда Леон спустя два года после женитьбы на матери Нормана купил этот остров, казавшийся сущим раем мальчику, наивному и доверчивому в силу своего юного возраста.

Она также вела на противоположную сторону острова, где лес подступал почти к берегу. Почва там была болотистая, а в тихих прудах жили черепахи.

Как он интуитивно предполагал, Алисия укрылась именно в этом заповедном уголке. Увидев ее, Норман остановился как вкопанный. Грудь внезапно раздалась, словно приспосабливаясь под мощные размашистые удары сердца.

Алисия стояла вполоборота к нему и смотрела в холодную глубь одного из озерков. Босые ноги утопают в толще пушистого мха, коса перекинута на грудь, открывая взору хрупкий затылок.

Сердце Нормана болезненно защемило. Она опять казалась беззащитной и одинокой, порождая жившее в нем некогда стремление лелеять ее и оберегать от ударов судьбы, которое было основой их отношений… Было до той роковой ночи, когда под отупляющим воздействием алкоголя и снедавшего его болезненного жара в нем всколыхнулась необузданная страсть, какой он прежде не подозревал в себе, и его невинная привязанность к девочке-подростку обратилась в нечто совершенно иное, причем сам он едва ли это сознавал.

Зачем опять эта непрошеная щемящая жалость, непреодолимое стремление заключить ее в свои крепкие объятия, даруя ей утешение и покой? Ему это совсем не нужно.

Но как ни гнал он от себя проклятую жалость, ноги сами бесшумно несли его вперед, к тому месту, где стояла Алисия, погруженная в мысли, о которых он мог только догадываться. Поскольку, как выяснилось, он вовсе не знает ее, хоть они некогда и были очень близки.

Мох заглушал его шаги, но, когда Норман приблизился и легонько коснулся ее плеча, она не выразила удивления. Просто подняла на него удивительные золотистые глаза, затянутые сейчас поволокой, будто обращенные куда-то в глубины прошлого или в дальнюю даль будущего. Кто знает?

— Наверное, это самый спокойный уголок на земле, — тихо сказал он.