Элайн Крауфорд - Эхо любви

Она оглянулась назад, на дом управляющего ранчо. Все эти дни его жена Лила чувствовала себя больной, и пришлось ее везти в город. «Бен Каули не должен вернуться раньше завтрашнего числа, а, возможно, и послезавтра. Тогда мне самой придется поискать нарушителей владений».

Оставив лошадь привязанной к забору, она вбежала в дом, взяла в оружейном ящике отца одну из винтовок. Затем вернулась в конюшню, захватила седло и, приготовив лошадь для скачки, села верхом, натянула поводья и ударила каблуками в бока лошади.

— У меня нет времени для твоих игр, девочка, — проговорила она, обращаясь к лошади, которая попыталась немного потанцевать на месте вместо того, чтобы пуститься в аллюр. — Это, вероятно, какой-то городской щеголь, у которого хватает ума только на то, чтобы пострелять в воздух.

По первой команде животное расслабилось и остановилось, немного опустив живот, позволяя Марти достаточно плотно сесть в седле. Натянув поводья, Марти немного вздыбила лошадь, а затем пришпорив, сразу перешла на галоп, одновременно опускаясь в стременах. Девушка держалась в седле очень уверенно, как спортсмен-наездник, и отличалась от новичков так, как отличается грацией олень от коровы. Она низко склонилась к конской шее и понеслась вдоль забора, окружавшего ее дом, затем через луг.

Коровы бросились в стороны, она почувствовала возбуждение, ощущение свободы, имея под собой уверенно скачущую лошадь, а прогретый солнечными лучами воздух обдувал ее щеки и был наполнен запахом цветов и нежной травы.

Затем, совершенно внезапно, глубочайшая печаль сжала ее сердце, перехватила дыхание, глаза наполнились слезами злости. Терра как будто почувствовала перемену ее настроения и замедлила бег. Ей пришлось снова пришпорить лошадь, чтобы продолжать мчаться галопом. Как только Марти сделала это, ее беспокойство стало проходить. Как могли отец и мать решиться на ее брак с дальним родственником из Бостона? Должны же они понимать, что ей будет плохо там, в городе, где круглый год кругом кирпич и камень, особенно зимой, когда она вовсе будет заперта внутри дома и завянет, как сорванный цветок. И что, если она станет ненавидеть мужа? Что, если его прикосновения будут вызывать отвращение? Они убеждали ее, что так будет лучше для всех и для семьи тоже. Но вряд ли так лучше для всех. Ее ногти врезались в ладони, так крепко Марти сжала поводья. Она сделала большой глоток воздуха и смахнула слезы, затем осмотрелась вокруг в поисках нарушителя их владений. Не обнаружив никого, не снижая скорости, поскакала до Позо Грик, что было в сотне, или около того, ярдов вниз по течению ручья, у самого крупного водоема ранчо. Она натянула поводья и остановила Терру, подъехав к рядам деревьев, которые окружали водоем. Где-то рядом, в кустах, заржал конь. Ее глупая молодая кобыла ответила. Здесь мог быть конь из их собственного табуна, но Марти это не взяла в расчет. Она вытащила винтовку и легким толчком каблуков направила лошадь вперед по тропинке. Двигаясь вдоль низко нависших ветвей ив, добралась до песчаной косы, которая спускалась к тихой воде. Тяжелый аромат влажной земли наполнил ее ноздри, затем она увидела несколько диких уток, плавающих посреди камыша, — лишь они были единственным признаком жизни здесь. Повернув Терру прочь от водоема, она направила кобылу от зарослей, которые закрывали ей обзор, и тут увидела оседланную лошадь с притороченной сумкой и скатанной постелью. Очевидно, владелец лошади прискакал сюда на несколько дней охоты.

Мерин пасся в пятидесяти ярдах в северном направлении, но где же всадник? Прикрыв глаза ладонью, она осмотрелась вокруг, пустила Терру шагом и подняла винтовку. Внезапно, за небольшим оврагом, она увидела довольно крупного мужчину, спиной к ней. Он не повернулся.

Марти остановилась и прицелилась в точку между его широкими плечами. Она пыталась успокоиться, несколько раз глубоко вздохнула, убеждая себя в том, что нарушитель, вероятно, не знает, что она здесь одна. И кроме того, даже если учесть, что большую часть времени за последние четыре года Марти провела в Сан-Франциско, заканчивая школу, она все же могла попасть в хвост сойки со ста шагов.

Как только она крикнула ему, незнакомец, одетый в рабочую шотландку, наклонился, и девушка перестала его видеть. Она подъехала на несколько шагов ближе, пока не увидела, как солнце отражается на его льняных, светло-желтых волосах, не покрытых шляпой. Держа винтовку наготове, она сказала в мертвой тишине, как обычно разговаривал с нарушителями и ее отец:

— Добрый день!

Мужчина поднялся и быстро повернулся к ней. Она не ожидала, что ее указательный палец уже поместился на спусковом крючке, и почти потянула его, как поняла, — в руках у незнакомца не винтовка, а, вместо этого, только что рожденный теленок. Весь в крови, он выглядел ужасно, но ошеломленное выражение перешло почти мгновенно в великолепную дружескую улыбку.

— Меня зовут Кол Вильямс. Я направляюсь на ранчо Файв Дог, — он поднял покачивающего слабой головой теленка до уровня груди. — Это ваши владения?

Она подъехала ближе:

— Что вы делаете с этим теленком? — Она осмотрела его в поисках оружия, но его улыбка не дрогнула. — Вы, вероятно, слышали выстрелы?

Он повернулся и осмотрелся вокруг:

— Не знаю, я ехал и увидел, что ваша корова лежит здесь умирающей, поэтому я помог ей, чтобы облегчились ее страдания.

Опуская винтовку, но все еще сохраняя удобную позицию, она подъехала к краю углубления и увидела, что незнакомец не лгал. Там лежала умирающая корова, кровь покрывала траву вокруг, указывая на серьезное кровотечение.

— Я полагаю, вам повезло, что все так благополучно закончилось. Так вы сказали, что держите путь в Файв Дог?

— Да, — молодой человек поднялся на дамбу, все еще держа в руках теленка. Рукава его шотландки были закатаны, обнажая мускулистые руки, сильно загорелые, как и его лицо. Ей было почему-то трудно пристально смотреть на него. Смущали его глаза, казавшиеся невероятно голубыми в свете дня, на фоне выгоревших бровей. Он был явно нездешний. Она несомненно запомнила бы эту улыбку. Эти глаза.

— Я встретил Джима Сноу, управляющего ранчо, на скотопригонном дворе, в южной части Визами. Он сказал мне, чтобы я ехал в эти места, где могу быть занят на сезонной работе, до июля.

Три месяца. Это звучит как вечность по сравнению с десятью днями, которые у нее остались. Десять дней, и она должна будет уехать. «Прощай…» — эта мысль отозвалась новой болью. Она старалась ничего не показывать даже тоном.

— Хорошо, я боюсь, мистер Вильямс, вы неправильно свернули с дороги.

— Вы уверены? — его глаза заблестели, когда пробежали по ее лицу. По-видимому забыв, что весь в крови, он подошел ближе. — Сноу действительно вытащил мне хорошую карту.