Элен Алекс - Счастье где-то рядом

— Привет, — ласково сказала она.

— Привет, — с подозрением ответила я.

— Как дела?

Вообще-то она и так всегда была в курсе моих дел, потому что интересовалась этим каждый вечер. Либо по домашнему телефону, либо у меня в гостях, качая головой перед моим пустым холодильником.

— Нормально, — ответила я, — со вчерашнего вечера еще ничего не случилось.

— У тебя все хорошо? — вновь задала она пустой и совсем не обязывающий к подробному ответу вопрос.

— Да, все хорошо, — обстоятельно ответила я.

Я тоже тянула время и не спрашивала, что у нее случилось на этот раз. Пусть сама выкручивается. Наверняка ей в ее доме моды вновь заказали нечто странное и непонятное, и никто, кроме меня, ее опять не выручит, потому что не всем-то об этом и расскажешь.

Мама еще немного потянула резину, но потом решила, что она уже достаточно хорошо прощупала почву и мое прекрасное настроение. Я поняла, что в моей жизни просто непременно вновь должны произойти какие-то новые неожиданные и подозрительные события.

— У меня к тебе опять дело, — тяжело вздохнув, сказала мама.

— Какое дело? — с подозрением сказала я.

Мама замялась. Она знала, что мне не очень хочется выполнять какие бы то ни было ее дела. Потому что это были ее дела, а не мои.

А тем более мне не очень-то хотелось выполнять дела, связанные с ее последними заказами. Я и так была в разобранных чувствах после моего последнего похода в театр Лимбарди. Она это видела, но не расспрашивала, решив, что дело в общем-то окончилось неплохо.

Ан нет. Странным парням Лимбарди опять понадобилась моя мама, а мама и так не справилась с прошлым заказом, куда ей к новому приступать.

— Понимаешь, — мялась мама, — я, конечно, не хочу тебя тревожить, но без тебя мне не справиться.

— Говори, не тяни резину, — сказала я.

Все равно ведь упросит помогать, я ее с детства знаю.

— Им очень все понравилось. Очень. Но им хотелось бы кое-что дополнить.

— И?

— Мне пришлось сознаться, что этими эскизами занималась ты.

— Дальше.

— Они очень удивились.

— Кто они? — устало спросила я. — Ты лица видела? Опиши их мне.

— Что ты, что ты, — мама, казалось, замахала руками на том конце телефонного провода, — я не видела их лица, они звонили по телефону.

— Что, несколько человек звонили?

— Нет, — растерянно сказала мама, — только один человек звонил.

— А что же ты о них во множественном числе говоришь? — спросила я.

— Ну — мама подумала, — мы же знаем, что на самом деле там не один человек.

— Мама, слушай меня внимательно. Я не пойду ни в какой театр.

— Как это не пойдешь? — не поняла она. — Ты что, меня бросаешь?

— Да, бросаю.

Вопреки ожиданиям мама вдруг резко взяла себя в руки, на то она и была мамой.

— А ну, давай рассказывай, что там в этом театре с тобой произошло?

Теперь уж я сама не на шутку растерялась. Рассказывать, что я лишь слегка поцеловалась с одним из этих нескольких Лимбарди?

Ну уж нет, мама тут же бросится защищать меня и мое душевное состояние, я ее знаю. А потому мне пришлось срочно переменить свое решение.

— Просто мне немного некогда, — уклончиво ответила я, — но если тебе очень, очень нужна моя помощь, разумеется, я с радостью пойду.

Мама некоторое время с подозрением прислушивалась. Но со мной и моим дыханием все было вроде бы нормально, и она ничего внушающего тревогу не заметила.

— Тебе правда ничего не будет стоить это сделать? — с подозрением спросила она.

— Правда, — сказала я.

Но на этот раз я действительно была уверена в себе. Очень уверена. На колени ни к кому не сяду. Глаза не закрою. И так далее.

В баре у Джессики выпила джин с тоником. Наврала Джессике, что иду на свидание с Марком Тоснаном. Джессика не поверила.

— Настоящее свидание? — искренне удивилась Джессика.

— Нет, деловое, — сказала я.

— Это как?

— О делах будем разговаривать.

— О каких это делах вы с Марком Тоснаном будете разговаривать?

— О деловых делах.

— Например?

Я задумалась. Врать-то толком не умею.

— Например, о погоде.

— Еще.

— О его работе.

— Зачем? — подозрительно спросила Джессика.

— Может, в скором времени перейду на работу в риелторскую контору.

Джессика исподлобья смотрела на меня.

— Ладно врать, — сказала она.

— Истинная правда, — сказала я и сделала еще пару спасительных глотков.

— Не умеет, а врет, — сказала самой себе Джессика. — Ну ладно, я на тебя не в обиде. Все равно потом все сама расскажешь.

Я тоже уже решила, что достаточно выпила и пора двигаться в путь. И пока Джессика отпускает меня с миром, а не вцепляется мне в подол, не требует правды и подробностей и даже не упрашивает взять ее с собой, пора идти.

Около театра я подумала, что мало выпила. Надо было еще. Мне стало страшно, тревожно, тоскливо, но почему-то весело. Я как будто со стороны за собой наблюдала. Пришла на заклание.

Хотя, наверное, надо было вообще не пить. А то в голове теперь туман, и я плохо помнила, что сама себе обещала. Ага, кажется, на колени не садиться. А просто разговаривать? Да, просто разговаривать вроде можно.

Я налегла на большую массивную дверь, она тут же поддалась, как будто только и ждала меня. И я ввалилась в фойе театра, чуть не упав, как обычно.

Гомерического хохота не раздалось, и паутина на голову не упала. Строительных лесов уже не было, защитной пленки на полу — тоже.

На каменным стенах и на полу проступала мозаика неброских цветов, как будто зданию было лет сто. Хорошо сделано, добротно и красиво.

Куда идти я уже знала, направилась в зрительный зал. Мимо мягких и уютных кресел по наклонной поверхности прямо к сцене. Тут было все знакомо, как будто я каждый день здесь бывала.

На большой сцене все так же были разбросаны разные старинные вещи. Приглушенный свет озарял этот священный театральный беспорядок.

Посередине сцены стояла та же самая большая кровать. И на этой кровати полулежал человек.

От неожиданности я остановилась неподалеку от сцены. У меня в голове возникло много вопросов. Откуда я узнаю, тот же самый это человек или какой-то другой? Если другой, то что он придумает нового? Если тот же самый, то тоже — что он еще придумает?

Я с подозрением смотрела на него. Он давно меня заметил и с полуулыбкой наблюдал за моими действиями. А действий никаких, я просто стояла и растерянно таращила на него глаза. Он тоже ничего не предпринимал.

В конце концов мне надоело стоять тут как вкопанная и показывать, как я растерялась, боюсь, робею и хочу удрать из театра. Все равно все мои чувства были у него как на ладони, я это знала.

А потому я вздохнула и поднялась по ступенькам на сцену. Осторожно подошла к кровати. Он продолжал с полуулыбкой смотреть на меня.