Терри Эссиг - Счастье рядом

Мари выхватила из пакета печенье, сунула себе в рот.

— Догадываюсь, что это к чему-то ведет, — проговорила она с набитым ртом.

— Терпение, — посоветовал Люк. — А ты знаешь, что тебе теперь надо следить за своим питанием? Обязательно съедать в день по яблоку или апельсину. — Он повернулся на стуле и стал оглядывать кухню.

— Я сейчас тебя точно убью.

Люк не смог сдержать улыбку. Понимает ли она, как смешно звучит подобная угроза в устах маленькой, слабой женщины?

— Да, это кое к чему ведет, — продолжил он и взял яблоко из обнаруженной им вазы. — Когда я был в Каламазу, я работал с одной юной леди, по имени Морин. — Он протянул ей яблоко.

Она взяла его.

— Матерью Каролины?

— Да. Она была администратором. Мы просто здоровались, когда я приходил и уходил, не более того.

— Шапочное знакомство.

— Именно. Постепенно мы дошли до той стадии отношений, когда стали, встречаясь, немного болтать о том о сем перед работой. Милая, приятная девочка, она, наверное, только что закончила школу.

— Но ты ни разу не притронулся к ней? — Мари хотелось внести ясность в этот пункт.

— Ни разу.

— Это сделал кто-то другой?

— У нее был приятель, и она была влюблена. Роман длился месяцев шесть, Морин просто вся светилась. Мы и опомниться не успели, как у нее на пальце появилось колечко. Она была помолвлена.

— Ну и что потом?

— Однажды Морин пришла на работу с синяком под глазом, прихрамывая.

Брови Мари поползли вверх.

— Кажется, я догадываюсь…

— Но нам она сказала, что поскользнулась и неудачно упала. Была зима, мы и купились на это. Посоветовали быть поосторожнее. Так Морин похромала неделю, потом вроде все прошло. Мы не сразу обратили внимание, что она уже больше не светилась, а, наоборот, как-то сникла.

— Да?

— Потом ее вообще не было три дня на работе. А когда Морин появилась, у нее под другим глазом был уже такой огромный синяк, что всем стало страшно за девушку. У меня никогда не было сестер, но нетрудно себе представить, что´ бы я чувствовал, если б такое случилось с моей сестрой и никто бы не попытался помочь. Так что в один прекрасный день я не выдержал, повел Морин на ланч и серьезно с ней поговорил. Объяснил, что тот, кто бьет женщину, просто негодяй и что она сделает большую ошибку, если выйдет за такого человека замуж. Я же устроил ей встречу с адвокатом компании.

Мари потянулась и взяла его за руку.

— Ты молодец, поступил правильно. Хотя мы знаем, что большинство людей предпочитают не вмешиваться в дела других.

Люк, смущенный ее похвалой, продолжал:

— В общем, Морин вернула ему колечко. Ее кавалер попробовал было снова распустить руки, но полицейской повестки оказалось достаточно, чтобы утихомирить его.

— И она больше никогда с ним не встречалась?

— После первого ареста нет.

— Первого? А что… впрочем, неважно. Не хочу ничего знать. Ты справился, причем хорошо.

— Ну, пока что хорошего мало. Потом она обнаружила, что беременна.

— О господи! Каролиной?

Люк кивнул.

— Морин пришла ко мне вся в истерике. И зачем только женщины это делают?! Они же должны знать, что мужчины не выносят слез.

Мари похлопала его по руке.

— Уж такие мы создания, Люк. Но ты не волнуйся. Обещаю, что никогда не стану при тебе плакать. Продолжай.

— Я снова отвел ее к юристу. Морин призналась — она боится, что ее бывший жених может предъявить права на ребенка, если узнает, что он родился. И вот она опять пришла ко мне и сказала, что не хочет писать его имя в свидетельстве о рождении. Можно она воспользуется моим?

— Ого, — Мари откинулась на спинку стула, — почему бы ей просто не поставить прочерк в графе «отец»?

— Нельзя. Если я буду записан как отец, то предъявлять права на ребенка уже никто не вправе.

Мари была поражена.

— И ты согласился?

Он кивнул.

— Я не видел в том ничего страшного. Морин просто хотела защитить своего ребенка, вот и все. Речь не шла ни о какой материальной поддержке, хотя, если б она попросила, я бы, наверное, помог и в этом. Вскорости меня перевели в Форт-Уэйн. Ребенка я ни разу не видел. Я уехал до того, как Морин пошла в декретный отпуск. Три года от нее ничего не было слышно. Я уже почти забыл про всю эту историю, как — опа! — откуда ни возьмись, приходит извещение из Министерства семьи и ребенка приехать забрать свою дочь. Морин умерла. Очевидно, других родственников у нее не было. Мое имя записано в свидетельстве о рождении, и вот я уже новоиспеченный папаша.

— Вот это да! Но все же так лучше, чем если бы малышка либо досталась грубияну отцу, либо вообще попала в детский приют.

— А я-то как же? Неужели я не нуждаюсь в сочувствии?

Мари поднялась, выбросила огрызок в мусорное ведро, а чашку поставила в раковину.

— Ты большой и сильный. Ты действительно не нуждаешься в сочувствии. Ты можешь все. И вообще, поглядеть на тебя, так можно подумать, что ты ешь на завтрак гвозди. — Мари не шутила: в Люке словно ощущался железный стержень. В нем была физическая сила, повергающая ее тело в трепет, и она начинала угадывать также силу характера, которая не могла не восхищать.

Из гостиной послышался глухой удар. Мари вздрогнула:

— Что это?

Люк уже мчался к двери.

— Каролина! — крикнул он на бегу.

Они оба понеслись по коридору — Люк впереди, Мари за ним. Он ворвался в гостиную. Заспанный, ничего не понимающий ребенок, увидев его, заморгал. Девочка лежала на подушках, которые они положили на пол как раз для такого случая.

Люк резко затормозил. Он не хотел напугать малышку. Тяжело сглотнув, он попытался утихомирить свое колотящееся сердце, которое грозилось вот-вот выскочить из горла. Сделал один глубокий вдох, второй, и в этот момент из-за угла выскочила Мари и врезалась ему в спину.

— Что? Что случилось?

Люк придержал ее, но даже не взглянул в ее сторону. Все его внимание было сосредоточено на ребенке. Слабо улыбнувшись, он подошел к софе.

— Что это ты делаешь, кнопка? Скатываешься с дивана, как с горки? — Он присел на корточки рядом с Каролиной и легонько помассировал ей ножки. Скорее для того, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Пульс медленно возвращался к нормальному ритму. Кажется, малышка чувствовала себя прекрасно. — Если хочешь, можешь еще поспать, — пробормотал Люк и натянул на нее одеяльце.

Но она, похоже, не собиралась спать, пока ее любопытство не будет удовлетворено.

— Папа, а чей это дом?

— Мари, — сообщил он гипнотическим шепотом. — А у тебя уже глазки слипаются. Закрывай их и поспи еще. А когда проснешься, поможешь Мари испечь печенье. — Он усмехнулся, видя, что Каролина уставилась на него сияющими глазенками. — А если она будет сильно занята, мы поедем домой и сами попробуем. Печенье, наверное, получится несъедобным, но это ничего, ведь правда, солнышко? Я читал в одной книжке для родителей, что сам процесс гораздо важнее конечного продукта. Ты с этим согласна?