Аннемари Шоэнли - Строптивая женщина

— И кому же вы прихвастнули?

— Доктору Бенде.

А тот, естественно, с огромным удовольствием пересказал эту историю Кароле. Да, теперь все ясно. Карола была связана с детективным агентством, наверное, у нее даже были фотографии Марлены и Георга. А тут — сообщение Бенды, который уже давно дожидался возможности насолить Марлене. И как же он это проделал, чтобы не предстать интриганом, интересно? По-отечески посочувствовал Кароле, как добрый друг?

Марлена внимательно посмотрела на Бехштайна. Почему, как назло, именно он? И почему он вдруг решил перед ней исповедаться? Неужели ее звезда так стремительно закатывается?

Герд Бехштайн словно прочел ее мысли:

— Господин Винтерборн потребовал, чтобы я рассказал вам об этом.

— Господин… Винтерборн?

Марлена все еще не могла отвести взгляда от двери, хотя Бехштайн уже давно ушел.

Как-то, когда они сидели в маленьком кафе в Копенике, Марлена сказала Георгу:

— Бехштайн воспользуется любым средством, чтобы уничтожить меня. Возможно, придет время, когда такой случай ему представится. У каждого человека есть слабости, в том числе и у меня.

А Георг ответил:

— У тебя нет. Я не знаю другого человека, у которого в профессиональном плане было бы так же мало слабостей, как у тебя.

Да. Но если она была такой дурой, что смешала личную жизнь с карьерой, что же удивляться победе Бехштайна?

В этот же день она говорила с фрау Ротхалер. Та попросила в отделе кадров перевести ее в другой отдел. Официальной причиной она назвала тот факт, что не могла совмещать семейную жизнь с постоянными переработками, с которыми была связана работа в приемной Марлены. На самом деле секретарша Марлены, прослывшая поборницей нравственности, не хотела больше работать с женщиной, снедаемой честолюбием и не брезгующей любыми средствами, чтобы его удовлетворить.

Марлену это оставило равнодушной. У нее были другие заботы. Она дала задание доктору Бенде подыскать себе другую секретаршу, не упомянув в телефонном разговоре ни словом о том, что узнала от Бехштайна. Доктор Бенда, казалось, был изумлен тем фактом, что она еще работает в фирме, и Марлена в конце разговора не смогла удержаться от сарказма:

— Мне в детстве рассказывали, что сплетни — прерогатива женщин. Я рада, что вы опровергаете это несправедливое утверждение. — И продолжила: — А что же вы предпримете, если ваша информация окажется ложной?

Потом с сильно бьющимся сердцем она набрала телефон фрау Шмалайзен и попросила приема у господина Винтерборна.

Голос фрау Шмалайзен не мог бы быть более ледяным.

— Мне очень жаль, Марлена. Он сейчас очень занят.

— Тогда передайте ему, пожалуйста, что я звонила.

Она положила трубку. Что ж, хорошо. После обеда должен состояться маленький прием в честь открытия детского сада. Там ему придется поговорить с ней, хочет он того или нет. Марлена набросала приветственную речь, выучила ее наизусть и тщательно подготовилась к выступлению. Во время обеденного перерыва она сходила к парикмахеру. Внезапно Марлена вновь почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она не сдастся без борьбы и не позволит победить себя.

Возвращаясь на работу, она увидела у дверей фирмы машину «скорой помощи». Мужчину на носилках. Санитаров. Врача. Машина поспешно отъехала. Сирены завыли.

Георг. Ему стало плохо в собственном кабинете.

«Инфаркт», — сказал чей-то голос. «Нет, удар», — уточнил другой.

Всю следующую неделю Марлена пыталась побольше разузнать о его состоянии. Она слышала, что он лежит в большой клинике, поехала к нему, но ее не пропустили. «Господин Винтерборн, — сказали ей, — лежит в отделении интенсивной терапии, и к нему пускают только близких, по специальному разрешению». Она пошла к Кароле и попросила разрешения повидать его, хотя бы на несколько минут. Карола отрицательно покачала головой. Это не имеет смысла, тут даже говорить не о чем.

— Ну скажите хотя бы, как он, — тихо попросила Марлена.

— У него инсульт. — Губы Каролы дрогнули, она казалась измотанной, но лицо ее было сильным и властным, как всегда, как будто она твердо решила превозмочь все, что может случиться.

Марлена сказала подавленно:

— Я не знала, что у него проблемы со здоровьем.

— И это вы говорите! Вы, которая виновата…

Карола пожала плечами, отошла к окну и уставилась на улицу.

— Мы все виноваты. Ведь никто не заставлял вас тогда так скомпрометировать отца перед коллективом. Давид и я скорее должны были сами завести этот разговор с вашим отцом и решить все проблемы в узком кругу. Тогда бы мы избежали многих трудностей.

Карола порывисто обернулась к ней, однако тут же взяла себя в руки и спокойно заметила:

— Желание избежать трудностей любой ценой — отличительная черта моего мужа. Вы еще не заметили этого?

— И все-таки… Когда я смогу посетить вашего отца?

— Никогда. Он парализован, можете вы это понять? — Теперь сдержанность окончательно изменила ей. — Его состояние существенно не изменится, даже если он выживет. И поэтому я буду заботиться о том, чтобы ему больше не приходилось выносить ваше присутствие.

Марлена с ужасом смотрела на Каролу. Парализован навсегда? Георг?

— Почему вы сделали это? — в полном отчаянии спросила она. — Почему унизили его перед всеми? Ведь это ваш отец…

Карола снова отвернулась к окну. Она молчала.

Было не так уж сложно проникнуть вечером в палату, где лежал Георг. Она узнала от Морица, что Георг был переведен из реанимационного отделения в одноместную палату. Она нашла его палату и подождала, пока окончится вечерний обход и сменятся сестры. Ночная сестра сидела в кабинете и просматривала истории болезней. Марлена прошла мимо открытой двери, указала сестре на палату Георга и улыбнулась, рассчитывая на то, что ее примут за родственницу. Потом осторожно приоткрыла дверь и вошла. В палате горела только настенная лампа. Георг лежал на высокой кровати с закрытыми глазами. Его правое веко было вывернуто наружу, из правого угла рта стекала струйка слюны. Марлена взяла со столика салфетку и промокнула его рот. Он открыл глаза, но смотрел на нее без всякого выражения.

Марлена прижала его ладонь к своему лицу.

— О, Георг! — прошептала она. Слезы застилали ей глаза. — Ты слышишь меня?

Он все еще смотрел на нее. Она взяла его вторую руку и сжала ее. Потом села на постель рядом с ним и начала говорить. Понимал ли он ее? Его глаза были неподвижны, однако ни на секунду не отрывались от ее лица.

— Ты должен верить мне, Георг. Я еще в Берлине поняла, насколько сильно люблю тебя. Не потому, что так хотела получить эту должность, нет! Потому что ты сильный, умный, потому что подходишь мне, как никакой другой мужчина. Моя вина была в том, что я ни тебе, ни Давиду не говорила всей правды. А теперь ничего уже нельзя вернуть назад, ничего нельзя поправить. — Она еще сильнее сжала его руки. Если бы она могла заглянуть ему в душу! Если б могла помочь! И вдруг она ощутила, как левая рука Георга едва заметно отвечает на ее пожатие. Это было даже не пожатие, а легкое, чуть уловимое движение. Он закрыл глаза, его лицо расслабилось, и теперь он лежал совершенно спокойно. Марлена нагнулась к нему и прижалась лицом к его щеке. Его грудь вздымалась и опускалась, и словно теплая волна передалась ей, захлестнула ее тело. Никогда еще объятие не казалось ей таким тесным, таким счастливым. Да. Она по-настоящему любит его. И он снова будет здоров, что бы там ни говорили врачи.