Ронда Гарднер - Потерянный рай

— Сегодня днем я узнал, что моя жена беременна, — тихо сказал он.

Клеменси смотрела на него непонимающим взглядом. Таким вещам надо радоваться…

— Она знала об этом шесть недель.

— Шесть недель? — эхом повторила она. Почему его жена скрывала эту новость шесть недель? Почему не захотела поделиться с ним немедленно?

— Она не хочет детей, — отрывисто сказал он. — Не хочет ребенка. Моего ребенка.

Боль, звучавшая в его голосе, пронзила Клеменси как ножом и заставила забыть обо всем на свете.

— Лора — дизайнер по интерьеру. Очень известный. Она заключила выгодный зарубежный контракт, который начинается в июне. К тому времени ее нежданная и нежелательная беременность будет только заканчиваться.

Красиво вырезанный рот сжался.

— Паршивые дела, верно? — Он сделал паузу. — Я всегда знал, что для Лоры важна карьера. — Его голос был таким тихим, что Клеменси пришлось напрячь слух. — Не я не понимал…

Что карьера была для нее важнее всего на свете. Важнее мужа и неродившегося ребенка. Эти невысказанные слова висели в воздухе, боль, запечатлевшаяся на лице незнакомца, была невыносима. Понимая, что словами тут не поможешь, Клеменси действовала инстинктивно. Острое желание утешить незнакомца пересилило все сомнения, она протянула ладонь и взяла его за руку.

Сильные худые пальцы стиснули маленькую кисть, затем медленно раздались, но не отпустили ее. Напряжение сошло с лица незнакомца, и он слегка улыбнулся, глядя на Клеменси сверху вниз.

Она ответила на улыбку. Клеменси поглотило чувство нереальности происходящего. Гипнотические синие глаза заставили ее забыть обо всем на свете, кроме ощущения теплых мужских пальцев, легко прикасавшихся к ее руке. Она сидела в темноте на скамейке, держась за руки с человеком, о котором не знала ничего, даже имени, но это казалось самой естественной вещью на свете. Как будто они были не незнакомцами, а добрыми старыми друзьями. Или любовниками.

Она испуганно сжалась, поняв, что и думать забыла о Саймоне. О боже, Саймон и Лайза! Клеменси вернулась к реальности и вздрогнула.

— Вы замерзли.

Она кивнула. От доброты и участия, слышавшихся в этом низком голосе, у нее сжалось горло и снова захотелось заплакать. Как могла жена этого человека не желать от него ребенка? Как она могла причинить ему такую боль? От Клеменси потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься в его объятия.

— Я провожу вас, — тихо сказал он, помогая ей встать.

Клеменси кивнула. Когда он отпустил ее руку, она ощутила облегчение и чувство потери одновременно. Приноравливаясь к ее походке, незнакомец шел с ней по набережной к квартире брата. Молчание перестало быть непринужденным, наоборот, с каждым шагом оно становилось все более напряженным. Внезапно Клеменси остановилась напротив ярко освещенного трехэтажного дома. Из окон квартиры на первом этаже доносились звуки музыки.

— Ну, вот и все. — Едва она произнесла эти слова, как музыка смолкла, и возбужденные голоса начали считать. Десять, девять…

Восемь секунд до полуночи. Клеменси подняла взгляд на дом. Неужели Саймон стоит рядом с Лайзой? Заметил ли он отсутствие жены или не обратил на это внимания, поглощенный своим несчастьем?

— Один… — Когда хор голосов достиг крещендо, Клеменси обернулась и посмотрела на высокого мужчину, стоявшего радом. Смуглое лицо незнакомца напряглось так же, как ее собственное.

— Счастливого Нового года! — криво усмехнувшись, пробормотала она и ощутила, как к горлу подступает истерический смешок: слова разительно не соответствовали обстоятельствам.

— Счастливого Нового года, — ответил он, тоже усмехнулся, ощутив абсурдность ситуации, и обвел взглядом лицом Клеменси. — Берегите себя, ладно?

— Вы тоже, — срывающимся голосом сказала Клеменси. Сейчас этот человек повернется, уйдет, и она его больше никогда не увидит. Тяжесть в ее груди не имела никакого отношения к Саймону.

Не успев подумать, она встала на цыпочки и хотела поцеловать незнакомца в щеку. Тот одновременно наклонил голову, собираясь по-братски поцеловать ее в лоб, но Клеменси подняла голову и их губы встретились.

Прикосновение его твердых, горячих губ было совсем легким, но этого было достаточно, чтобы в животе Клеменси вспыхнуло и потекло по жилам жгучее пламя. Он шумно вздохнул и поднял изумленное смуглое лицо.

У Клеменси на секунду перехватило дыхание. Она смотрела на него широко открытыми, ошеломленными глазами и с трудом втягивала воздух в горящие легкие. А потом повернулась и убежала.

Клеменси судорожно вздрогнула, рывком поднялась на ноги, пересекла сад и остановилась у деревянного забора, отделявшего ее участок от поля.

Прошло больше пяти лет, а она все еще помнит тот безотчетный страх, который испытывала, когда убегала от Джошуа Харрингтона. Ее руки стиснули ограду, а затем бессильно опустились вдоль туловища. В тот вечер она была совершенно выбита из колеи и могла стать жертвой любого, кто проявил бы хоть толику понимания и сочувствия.

Она резко повернулась, пошла к дому и оступилась, потому что взгляд как магнитом притягивала красная черепичная крыша соседнего дома. О господи, и почему ее новым соседом стал именно этот человек? Она начала новую жизнь и абсолютно ею довольна…

Ох, перестань, Клеменси, с досадой подумала она. При чем тут новый сосед? Джошуа Харрингтон ясно дал понять, что не собирается вторгаться в твою образцово налаженную жизнь, а тем более менять ее.

Подавив зевок, Клеменси застегнула джинсы и натянула зеленый хлопчатобумажный свитер. Затем босиком прошлепала к окну спальни, открыла его настежь и полюбовалась безоблачным голубым небом. Похоже, предстоял еще один чудесный день.

Она снова зевнула, надела сандалии и спустилась на первый этаж. Подняв с коврика газету и почту, Клеменси двинулась по коридору и внезапно остановилась, когда послышался звон бьющегося стекла.

Неужели кошка с ближайшей фермы разбила молочную бутылку? Да нет, она не оставляла пустую посуду у двери черного хода. Клеменси осторожно шагнула вперед и застыла на месте. Кто-то лезет на кухню…

— Папа, пожалуйста, дай мне.

— Извини, старина. Отойди подальше. И ты, Томми, тоже. Пожалуйста.

Клеменси медленно перевела дух. С каких это пор взломщики таскают с собой в качестве свидетелей четырехлетних сыновей? Она на цыпочках подошла к двери, приоткрыла ее и заглянула в щель.

Джошуа Харрингтон, вооруженный перчатками и маленьким молотком, осторожно выбивал остатки стекла из открытой двери черного хода. Осколки сыпались на предусмотрительно подложенный лист пластика. На газоне стояли двойняшки, сегодня одетые в коричневую форму местной школы, и наблюдали за отцом. На маленьких личиках обоих застыло крайнее вожделение.