Алла Осипова - Лоскутное одеяло

Изредка мама приезжает одна. Тогда я ей очень рада и прыгаю от счастья до потолка. Она привозит много вкусной еды и играет со мной в разные настольные игры. Иногда мама помогает мне сшить куклам новые платья. Мы ходим с ней в магазин на станцию, и она иногда покупает мне новую одежду и обувь. Мы даже с ней ходим в кино. Смотрели фильм про Клеопатру, мне понравилось. После фильма мама отправляется к соседям. Я умоляюще смотрю на нее и прошу:

— Мамочка, только не пей!

Она кивает, говорит, что заскочит только на минутку, повидаться, но возвращается через три часа пьяная, красная и противная. Она пытается меня поцеловать. От нее пахнет водкой и луком. Но я уворачиваюсь и горько кричу ей:

— Ты же обещала, обещала, обманщица! Не верю тебе больше!

Мама плачет пьяными слезами, горько всхлипывая и размазывая черную тушь по щекам. Тогда она становится похожей на Арлекино. Мама громко икает, шатаясь входит в дом, тяжело плюхается на топчан и засыпает в сенях. Бабушка снимает с нее ботинки, укрывает одеялом и шепчет:

— Бедная моя, горемычная… Доченька моя… Эх, Ритушок-петушок… Как тебе не везет…

Она ласково гладит ее по голове, целует в волосы и запрещает мне шуметь.

…В молодости моя мама была очень красивой, яркой женщиной и талантливой художницей. Она самостоятельно поступила в Строгановское училище, без репетиторов и взяток. На первом курсе мама была одной из самых успешных студенток и даже выиграла первое место на каком-то ректорском конкурсе молодых талантов. Летом после первого курса она пошла с подружками в Парк культуры. В комнате кривых зеркал она встретила моего отца. Какие могут отношения сложиться между людьми, если они познакомились в комнате кривых зеркал? Кривые, косые и иллюзорные. Папа работал таксистом, он был на десять лет старше мамы. Страсть захватила их и закружила в своем вихре. Мама не смогла больше рисовать. Все ее творческие и человеческие силы ушли в любовь. Она забеременела мной. Папа, как настоящий благородный человек, сделал маме предложение и переехал в двухкомнатную квартирку в Бирюлеве, к маме и ее родителям.

Поначалу он очень хорошо играл роль любящего мужчины, но свадьбу почему-то все время откладывал под разными предлогами. Когда мама была на седьмом месяце беременности, папа внезапно сказал:

— Рита, я нужен своей стране. Я уезжаю на БАМ. Общественное должно быть выше личного. Мне душно в мещанском быту вашей семьи, среди пирогов и квашеной капусты. Свадьбы не будет.

Собрал нехитрые пожитки — и был таков. Он сбежал очень удачно — дедушка и бабушка жили в деревне, чтобы не мешать молодым.

— А как же ребенок? — растерянно прошептала мама, когда за ним хлопнула дверь. Она прекрасно знала — как. Мама наполнила ванну теплой водой, выпила бутылку водки и вскрыла себе вены. Ее и меня спасла соль. Вернее, ее отсутствие.

Соседка по лестничной клетке закатывала огурчики, и ей не хватило соли. Она наверняка знала, что мама дома, потому что в панельных домах отличная слышимость. Соседка стала звонить в дверь, ей никто не открыл. Она знала, что мама беременна, заволновалась и на всякий случай вызвала милицию. Маму и меня спасли в последнюю минуту. Так что соль и бдительная соседка явились для меня ангелами-хранителями. Моей маме присудили гордое звание мать-одиночка. Я никак не могу понять, почему в нашей стране женщину, уже пострадавшую от мужской подлости и безответственности, унижают еще и этим несоответствующим названием. Она-то как раз и не одиночка, ведь женщина остается вдвоем с ребенком. Было бы правильнее назвать мужчину — неотец-одиночка, а женщину мать-героиня. Это намного точнее.

Я никогда не видела своего отца, даже на фотографиях. Мама сожгла все его снимки.

Я знаю только, что его звали Николай и был он высокого роста.

Мама запретила дедушке искать моего отца, а он мог бы, ведь работал в милиции и обладал определенными связями в своем ведомстве. Мама была гордой и не могла простить и забыть предательство любви. Она так и не оправилась от удара. Строгановка пошла побоку. Мама забывалась только в выпивке. Боль временно притуплялась, и она заводила новых кавалеров, которые могли временно скрасить ее одиночество. Это были собутыльники и друзья на несколько часов. Казалось, она обезумела от боли. Мама снова и снова возвращалась в Парк культуры и всматривалась в гуляющих там мужчин. Она ждала, что произойдет чудо и, как в банальных мелодрамах, принц вернется туда, где они когда-то встретились… Мы с ней часто там гуляли, мама выглядела отрешенной и постоянно ждала, ждала, жадно вглядываясь во всех проходящих, рассеянно отвечая на мои детские вопросы.

Шли годы. Мама уже не была столь красива и молода. Работала она в соседнем гастрономе. Периодические запои накладывали отпечаток на ее лицо. И тут она встретила отчима. Его звали Павел Алексеевич, он отоваривался в гастрономе у самого директора, который припасал дефицитную колбасу, масло и шпроты. Павел Алексеевич работал в мебельном магазине, так что бартер между магазинами был весьма взаимовыгодным.

Директор магазина знал, что мама ищет своего нового принца. Он также знал, что Павел Алексеевич бездетный вдовец и ищет себе подругу жизни, то есть является потенциальным принцем для мамы. Добрый директор познакомил две одиноких души. Через некоторое время мама и Павел Алексеевич стали жить вместе. Он был старше ее на семнадцать лет и сразу поставил себя. Мама вцепилась во вдовца с неистовой силой обожания, угождала как могла, заискивала, чистила ботиночки, подсовывала лучший кусочек и очень надеялась, что рано или поздно он женится на ней. Официально.

Мама, как девочка-подросток, мечтала о фате, марше Мендельсона и обручальном колечке на пальце. Но если человек уж слишком сильно чего-то хочет, то он этого никогда не получит. Слишком уж сильно ничего хотеть нельзя. Если слишком сильно сдавить синюю птицу удачи в тесных объятиях, то, скорее всего, она задохнется насмерть или, сильно поцарапав на прощание, вырвется и улетит.

Павел Алексеевич очень быстро принял игру в кошки-мышки и не торопился в загс.

Он много лет водил маму за нос, капризничал и очень хорошо понимал, что мама никуда от него не денется. Кроме того, его безумно раздражала я. Самим фактом своего существования. Я неправильно ела, ходила, садилась, дышала. Мама, моя любимая мама, на все сто процентов была на его стороне.

Все эти подробности я узнала намного позже, от дедушки, а пока пьяная мама спит в сенях, слегка похрапывая, а я тихо сижу в уголке и рисую черными акварельными красками злые картинки. Мне нравится рисовать отчима на виселице, с его бородавкой и жирными щеками. Он болтается, как толстая сальная сосиска. Очень похоже! Я кусаю губы и приговариваю: