Дениза Алистер - Третьего не дано

Но почти сразу же вслед за этим Джоан пришлось испытать настоящий ужас. Когда Саманта, извинившись, отправилась «попудрить носик», Эрвин взял ее сильными жесткими пальцами за подбородок и сказал:

— Я прекрасно знаю, что ты делаешь и почему ты это делаешь. — Тяжелый взгляд серых глаз остановился на ее губах. — Наш брак — лишь видимость, и, будь уверена, я не собираюсь набрасываться на то, что ты так соблазнительно выставляешь напоказ. Человек способен вынести очень многое, прежде чем окончательно забудет о своих принципах.

И тут же его губы прижались к ее губам, и он с силой раздвинул их языком, проникая внутрь. Джоан попыталась отстраниться, руки ее сжались в кулаки, и она уперлась ими в грудь Эрвина. Но она боролась не столько с ним, сколько со своим внезапно вспыхнувшим желанием… до тех пор пока не ощутила, что прикосновения мужских губ становятся иными — ласкающими, глубоко чувственными.

Невероятно, но Джоан вдруг почудилось, что именно так он целовал ее еще совсем недавно, когда они любили друг друга и она была нужна ему. Джоан перестала сопротивляться, ее кулаки разжались, и она принялась слегка поглаживать плечи мужа, чувствуя, как внутри нее бушует пламя.

Мысли разом покинули ее. Джоан ощущала только свое тело, охваченное одним стремлением: принадлежать Эрвину, отдать ему всю свою любовь и страсть. Ее сознание уже не воспринимало реальность, полностью погрузившись в мир грез…

Это продолжалось до тех пор, пока Эрвин не отстранил ее мягким движением. Но когда он заговорил, голос его звучал по-прежнему бесстрастно:

— Подумай, прежде чем играть со мной в эти игры. Ты можешь дразнить меня, но это палка о двух концах. Так что будь осторожнее, дорогая женушка, иначе в один прекрасный момент угодишь в свою же собственную ловушку.

Джоан откинулась на спинку сиденья, предоставив беседе Эрвина с матерью идти своим путем.

Итак, Эрвин объявил ей войну. Вот что означал его поцелуй и холодные, угрожающие слова, которые он произнес потом. Мужчины способны заниматься сексом, не испытывая любви, и, очевидно, Эрвин не был исключением. Но Джоан не могла перестать любить его, как бы ни старалась, как бы ни презирала себя.

Почему она повела себя так глупо? Почему, улыбаясь и расточая призывные взгляды, не постаралась в то же время удержать Эрвина на расстоянии?

Да, она опустилась до дешевых приемов, обычно ей не свойственных. Но сейчас обстоятельства никак не назовешь обычными, с горечью подумала Джоан. Как ужасно чувствовать неприязнь и презрение человека, которого по-настоящему любишь. Ненависть, любовь, боль и отчаяние смешались в ее душе, заставляя действовать в столь нехарактерной для нее манере, что она сама удивлялась и негодовала на себя…

Остаток дня Джоан показывала Саманте окрестности дома, изо всех сил пытаясь быть любезной. Эрвин сказал, что ему нужно сделать несколько деловых звонков, и ушел в ее кабинет. Как подозревала Джоан, он останется там и после того, как закончит необходимые переговоры. Что ж, чем меньше она будет видеть его, тем лучше.

Однако Эрвин появился, когда они с Самантой сидели за ужином — омлет с приправами и свежие фрукты. Джоан тут же изобрела предлог, чтобы уйти:

— Мне нужно полить цветы. Думаю, вы не против остаться с сыном и послушать, как идут дела в семейном бизнесе?

Она надела старые спортивные туфли, выгоревшую рубашку и завязала волосы в хвост. Как всегда, вид узких мощенных камнем дорожек, по сторонам которых росли лилии, лаванда и кусты роз, подействовал на нее умиротворяюще и хотя бы ненадолго вернул ей душевное равновесие.

Итак, стремление отплатить Эрвину его же монетой привело лишь к тому, что их обоюдная ненависть усилилась. К тому же то, как она флиртовала с ним, нельзя было назвать достойным поведением…

Звук шагов по каменным плиткам заставил Джоан вздрогнуть. Она повернула голову, и тут же ее сердце подскочило в груди. К ней направлялся Эрвин!

На его лице было все то же застывшее выражение. Но когда он подошел ближе, Джоан заметила боль в его глазах, боль, которую он напрасно старался скрыть. Она почувствовала жалость и сострадание к нему, а заодно и злость на себя за глупое, нарочитое кокетство. Хватит ли у нее мужества сказать ему об этом? У Джоан возникло предчувствие, что сейчас наступает переломный момент в их отношениях. Если бы она могла заставить его поверить в свою искренность…

— Мама сказала, что хочет лечь пораньше. А вот это я нашел в твоем кабинете. — Эрвин протянул ей какие-то бумаги. — Телеграммы от твоего литературного агента. Последнюю принесли сегодня утром, и ее тон почти истерический. Наверное, тебе давно пора разобраться с ними.

Да, это были те самые телеграммы, которые она так долго оставляла без ответа. Джоан безразлично пожала плечами:

— Да, наверное. Но я думала, что это не так уж срочно.

— Не так уж срочно? — удивился Эрвин. — Даже если речь идет о вручении одной из самых престижных литературных наград?

В наступающих сумерках морщины по обеим сторонам его рта выглядели глубже. Не отвечая на его вопрос, Джоан спросила:

— Послушай, мы можем поговорить?

Но она не знала с чего начать. Если бы только ей удалось найти хоть одну-единственную трещинку в этом монолите оскорбленной гордости!

— Я как раз хотел предложить тебе то же самое. — Эрвин шагнул к ней. — Тут есть на чем посидеть? — С этими словами он протянул руку и, заведя ее за спину Джоан, сунул сложенные телеграммы в задний карман ее джинсов.

От прикосновения его пальцев легкая дрожь пробежала по ее телу. Однако все, что она могла сделать, — это попытаться не замечать ее и покорно следовать за Эрвином. Вскоре они дошли до маленькой беседки, почти скрытой кустами роз и олеандров.

Сердце Джоан сжалось от боли. Она поняла, почему Эрвин выбрал место подальше от дома. Должно быть, решил, что их разговор будет проходить на повышенных тонах, и не захотел, чтобы Саманта их услышала. Но как он мог привести ее именно сюда! Разве забыл те долгие вечера, которые они проводили здесь, любуясь закатом, тесно прижавшись друг к другу, вдыхая аромат роз и временами отпивая вино из оплетенной соломой бутылки? Они шептали друг другу слова любви и не в силах были разомкнуть объятий…

Или он полностью стер из памяти эти воспоминания, потому что они, как и она сама, уже больше ничего не значили в его жизни?

Джоан захотелось вернуться в дом, чтобы избежать лишних страданий. Но им с Эрвином и в самом деле нужно было поговорить. А сегодня он впервые сам изъявил желание обсудить с ней сложившуюся ситуацию, вместо того чтобы отдать ей очередной невыполнимый приказ и уйти прочь.

— Я хочу извиниться за то, как вела себя сегодня, — на одном дыхании произнесла Джоан, боясь, что мужество оставит ее. — То, что я делала, было ребячеством!