Энн Чарлтон - Звезды любви

— Я здесь новичок — только недавно переехал сюда из Мельбурна. Ваш сосед известен там куда больше.

— Скажите мне, — с любопытством спросила Кейт, — он всегда такой… такой несгибаемый?

— Конечно, — засмеялся Эван Гейл. — Вы — далеко не единственный человек, познавший на себе презрение и надменность Роберта.

— Так вы лично знакомы с ним?

— Да. Мы вполне можем ладить, но только до тех пор, пока не заводим разговор об искусстве.

— Он вам симпатичен?

— Не путайте художника с обычным человеком, мисс Боумэн, — ответил Эван. — Роб — мой друг. Но мы просто не сходимся во взглядах на мои работы. Но что я могу сказать вам о нем — он невероятно беспристрастен. Он может высмеять и кое-кого из великих, если они вообразят вдруг что могут позволить себе иногда небрежные работы лишь потому, что уже сделали себе имя. Среди критиков немало подхалимов, но только не Роб.

— Да вы сами больше, чем беспристрастны, если учесть критическое отношение Роберта к вашим картинам, — заметила Кейт.

Гейл ухмыльнулся и сделал широкий жест, как бы обводя рукой всю мастерскую.

— Он, безусловно, прав в отношении многих моих работ. Он считает все это хламом и мусором, потому что уверен, что я могу сделать лучше. Но я же не могу жить только на деньги, которые получаю за картины, удостоенные премии, — поэтому приходится рисовать и для продажи. Вот здесь-то мы и столкнулись!

— Ах, вот в чем дело. — Кейт решила наконец перейти к деловым вопросам. Они договорились, что в течение месяца Гейл пришлет ей каталог своих работ, а потом Кейт предложила несколько вариантов рекламных плакатов.

— Иметь дело с вами, Кейт, — настоящее удовольствие, — сказал он ей на прощание, улыбнувшись.

Кейт покинула его студию, испытывая еще большее, чем обычно, смятение чувств в отношении Роберта Бомона, который, как оказалось, находит понимание даже у своих жертв…

Ей предстояла еще такая уйма дел по хозяйству, что даже пришлось составить их список, но она никак не могла на нем сосредоточиться и отбросила его в сторону.

— Нет, это уже слишком, Луиза. Мы не переделаем этих дел до глубокой старости!

Луиза продолжала заниматься в мастерской своим любимым делом и пополняла коллекцию керамики, а Кейт трудилась над тем, чтобы не дать их старому дому окончательно развалиться, и пыталась сдерживать наступление джунглей, угрожавших поглотить их участок. Однажды ей пришлось долго искать там Винсента, который уже освоился в доме и стал все больше обретать воинственность и уверенность. Она пыталась поймать его, когда он носился кругами вокруг проволочной ограды, о существовании которой Кейт до сих пор и не подозревала. Она схватила котенка и, прижав его к груди, стала пробираться сквозь заросли кустарника. Здесь, поняла она, уже начинались владения Роберта Бомона, а где-то там, слева от нее, как сказал Макс, должен был находиться его дом.

У Роберта не было нужды ютиться в задних комнатах своего дома, как приходилось делать им с Луизой. Он выстроил себе великолепный особняк, расположенный позади его роскошной, со вкусом отделанной галереи. Но как ни пыталась она разглядеть что-нибудь сквозь густые заросли, она так ничего и не увидела. Она отправилась в обратный путь, тщательно смотря себе под ноги, уверенная, что в густой и высокой траве прячется не один клубок змей, и вдруг поймала себя на мысли о том, что размышляет об образе жизни Роберта Бомона. Интересно, что он делает, когда не занимается унижением других людей? Живет ли он один? Когда она уже подошла к дому, то почувствовала досаду, осознав, что Бомон снова занимает все ее мысли. В конце концов, какое ей дело, что он делает? И все же иногда, по ночам, лежа в своей кровати, где, свернувшись клубочком, у нее в ногах всегда спал Винсент, она думала о притягательности этих теплых серых глаз на его мужественном лице — и о той столь многообещающей улыбке… Взволнованная и странно обескураженная, она поворачивалась на другой бок, стараясь выбросить из головы его образ.

— Остынь, Кейт! — сказала ей в пятницу Луиза, когда она, разгоряченная и вся в пыли, вынырнула из сада. — Почему ты не рисуешь? Я, конечно, не имею в виду покраску оконных рам.

— А я как раз могла бы их покрасить, — усмехнулась Кейт.

Ее последние работы были довольно удачными. В художественной школе она была одной из самых перспективных и преуспевающих студенток, пока ее амбициозное желание открыть вместе с Луизой собственную галерею не заставило ее сменить несколько различных мест работы, чтобы, как она говорила, набраться необходимого опыта. Она была счастлива, когда в течение года смогла подрабатывать в маленькой галерее Хартмана. Однако рисование осталось для нее самой благотворной и приносящей настоящее удовлетворение частью жизни, независимо от того, чем ей приходилось заниматься помимо этого — готовить ли кофе мистеру Хартману в его галерее или печатать страницы скучнейших отчетов. За последние два года она получала высокие оценки на небольших выставках и даже смогла продать несколько своих работ.

Она особенно увлекалась портретной живописью. Позднее, когда у нее появится время, она собиралась сделать портрет Макса. Эта пышная борода и темная, как орех, кожа на полотне будут выглядеть очень эффектно. Пока она трудилась над городским пейзажем, начатым еще шесть месяцев тому назад, она уже обдумывала портрет Макса. Этот великолепный прямой нос и внимательные глаза — как трудно будет схватить истинное выражение этих серых глаз. Кейт вскрикнула и вытерла капнувшую с кисти краску. Да что это, в конце концов, с ней происходит? У Макса же голубые, а не серые глаза! Но как она ни старалась представить себе лицо Макса, у нее ничего не получалось. Серые глаза, прекрасно выточенный римский нос и властный рот — эти черты, принадлежащие совсем другому человеку, затмевали все остальное.

— Бог мой! — Кейт сложила кисти и отступила на шаг, озабоченно и с беспокойством глядя на полотно. — Нет, довольно неплохо. Даже Бомон оценил бы ее пейзаж по достоинству, подумала она и вдруг схватила краски и раздраженно швырнула их в сторону. Ну почему его образ проник даже сюда! Рисование всегда доставляло ей удовольствие, давало отдых, но теперь, как и все остальное, оно тоже было отравлено.

Но когда Луиза тихонько подошла и спросила, как ей работалось, Кейт улыбнулась и ответила, что, как всегда, хорошо.

— Надеюсь, ты не будешь здесь скучать в одиночестве? — спросила в субботу Кейт Луизу, ожидая звонка Эндрю.

Луиза привычным жестом откинула назад волосы. Ее щеки слегка окрасились румянцем, когда она ответила Кейт своим ровным и спокойным голосом:

— Я буду не одна. Макс обещал заехать вечером.