Виктория Васильева - Обретение счастья

Ольга поставила форму с тестом в духовку, уменьшила огонь, закрыла дверцу и, наконец, с облегчением вздохнула.

«Кажется, все готово…» — мелькнула успокоительная мысль.

Кухня уже была прибрана, и лучи низкого осеннего солнца, неожиданно выглянувшего из-за октябрьских неизменных туч, придавали обычной обстановке легкую праздничность.

Ольга сняла вышитый льняной передник, в котором она обычно кухарничала, и надела кружевной, игриво-кокетливый. Он практически не защищал платье, но Юрию Михайловичу очень нравилось, когда именно в этой экипировке жена накрывала на стол.

Маленький двухэтажный сервировочный столик на колесиках изнывал от тяжести салатов и закусок. Ольга быстро, но осторожно, прокатила его по длинному коридору в гостиную, где был накрыт стол на четверых. Старинный золоченый обеденный сервиз по этому случаю покинул сервант. Серебряные приборы были разложены в точнейшем соответствии с требованиями этикета. Ольга не поленилась лишний раз заглянуть в соответствующую книгу.

Опыта званых обедов и приемов у нее было не слишком много: замуж за академика Растегаева она вышла всего полгода назад.

Занявшись разгрузкой сервировочного столика, Ольга не заметила, как в комнату вошел Юрий Михайлович. Он имел обыкновение ступать по паркету почти неслышно и обожал подшитые замшей тапочки, подаренные приятелем — узбекским химиком.

— Боже, какое изобилие, Оленька! — муж удовлетворенно улыбался. — Может быть, не следовало столько готовить? Ведь Маша настраивала нас только на чаепитие.

— Не останемся и без чаепития, — заверила Юрия Михайловича супруга, — но время-то обеденное. Вот я и решила, что подкрепиться поосновательнее будет очень даже кстати. Тем более, что путь к сердцу любого мужчины лежит, увы, через его желудок.

— Ну, Оленька, неужели тебе нужен путь к сердцу какого-то молодого человека? — засмеялся Юрий Михайлович.

— Мне ведь удалось подружиться с твоей дочерью. Так неужели я не могу попробовать понравиться и твоему будущему зятю.

— Да, конечно… Только не слишком увлекайся, дорогая, — муж покровительственно потрепал ее по щеке. — Я ведь, ух, какой ревнивый.

Юрий Михайлович грозился шутливо, но Ольга явственно поняла, что это именно та шутка, за которой скрывается немалая доля правды.

— Осторожно! Не опрокинь соусник!

— Ах я, старый, неуклюжий плюшевый мишка. Р-р-р!..

После женитьбы на молодой женщине у академика Растегаева появилась странная привычка дурачиться и мальчишествовать. Пожалуй, только эта новоявленная, не всегда к месту манера поведения и раздражала Ольгу в муже. Она с трудом скрывала всплеск негативных эмоций, охватывавший все ее существо, когда седовласый полноватый респектабельный мужчина вдруг в самые неподходящие моменты начинал смешно шепелявить, подражая выговору пятилетнего малыша, или играть в прятки, или, как сейчас изображать ручного зверя.

— Юра, не надо… Не мешай мне… — она безуспешно пыталась освободиться от нарочито неуклюжих объятий супруга.

— Я мишка, голодный и ужасный! Утащу мою девочку в берлогу!..

Было похоже, что академик вошел в азарт. А еще Ольга чувствовала, что супруга охватывает желание куда более сильное, чем стремление изображать лесного жителя.

Но тут дорогая тарелка множеством звенящих осколков разлетелась по паркету. Эта «музыка» отрезвила академика.

— Ах, какая жалость… Аннушкин любимый сервиз, — вздохнул Юрий Михайлович.

О своей покойной первой жене Растегаев говорил неизменно почтительно, хотя ни для кого из сотрудников института, в котором он проработал всю жизнь, в том числе и для младшего научного сотрудника Ольги Буровой, не было секретом, что первый брак директора был вовсе не безоблачным.

Ольга принесла веник и совок, быстро смела осколки и достала из серванта другую тарелку.

— Уже без пяти три, — произнесла она как можно спокойнее, и обстановка разрядилась.

— Да, дети придут с минуты на минуту.

— Нужно наполнить супницу, — с этими словами хозяйка поставила на освободившийся сервировочный столик огромную супницу и быстро укатила столик на кухню.

В качестве первого блюда намечался суп из осетрины. Ольга осторожно переложила в супницу порционные куски рыбы и залила их ароматным прозрачным бульоном. Натюрморт завершила мельхиоровая разливная ложка.

В духовке уже зарумянился торт. Ольга уменьшила огонь.

Кукушка прокуковала три раза. Хозяйка вернулась в гостиную, водрузила тяжелую супницу на почетное место в центре стола и еще раз придирчиво оглядела сервировку.

«Кажется, ничего не забыла… Вилки для рыбы и мяса, бокалы… Шампанское из холодильника достану, когда будем садиться за стол», — прикидывала Ольга.

На белоснежной скатерти великолепно смотрелся салат, украшенный яркими раками. Ломтики отварного языка аппетитно проглядывали сквозь толщу желе. Фаршированные яйца в красных помидорных шапочках выглядели очень забавно.

Хозяйка осталась довольна своей работой, которой посвятила полдня. Она сняла передник, расправила бант на черном крепдешиновом платье, которое мягкими складками облегало стройную фигуру и выгодно контрастировало со светлой шевелюрой естественной блондинки.

«Ничего себе — мачеха», — как будто усмехнулось зеркало.

Ольга была старше своей падчерицы всего на семь лет и вполне могла сойти за ее старшую сестру, если бы в их облике улавливался хотя бы намек на сходство.

Молодая мачеха попыталась подружиться со взрослой падчерицей, но ей удалось достичь лишь ровных приятельских отношений — подчеркнуто уважительных, но прохладных. Воспитанная строгой матерью, Маша называла новую жену отца исключительно Ольгой Васильевной и отказывалась перейти на «ты».

Очень скоро полуофициальное вежливое общение стало устраивать обеих Растегаевых: и старшую, и младшую. Тем более, что Маша приходила домой только ночевать, предпочитая проводить вечера и выходные в библиотеке: студентка последнего курса университета, она явно стремилась к научной карьере. Но в отличие от отца-химика она выбрала филологию. Покойная Анна Николаевна, литературовед по профессии, но домохозяйка по призванию и де-факто, смогла привить дочери страсть к литературе.

Маша читала, казалось, все подряд, писала пространные трактаты и — Ольга была в этом уверена — плохие стихи.

А три дня назад она сообщила отцу и мачехе, что хотела бы познакомить их со своим женихом. Ольга Васильевна, хотя и не подала виду, однако страшно удивилась, что можно вот так, не поднимая головы от книг, запросто выскочить замуж.

О своем избраннике Маша не стала распространяться. С некоторых пор девушка не вела откровенных бесед с отцом. С мачехой же падчерица вообще ничем не делилась.