Сандра Мартон - Если верить в чудеса

Дженни застонала от боли. Все внутри Трэвиса перевернулось. Он взял ее на руки. Она крепко обхватила его шею.

– Сейчас ни у кого уже нет туалетов во дворе, – вяло произнесла Дженни.

– А вот у Ротвейлера был, – бросил Трэвис по дороге в спальню. – Он жену и всех девятнадцать своих детей заставлял им пользоваться.

Снова – мягкий, нежнейший смешок. Снова захотелось подпрыгнуть от восторга.

– Не девятнадцать, – сквозь зевоту сказала она.

– Ладно, не девятнадцать. Восемнадцать.

Он аккуратно уложил ее на кровать.

Трэвис выключил лампу. Рассветало, и комната приобрела нежнейший оттенок серого.

Дженни была нагой и прекрасной, но лишь сейчас он заметил, как в ней грациозно сочетались сила и уязвимость.

– Трэвис, – прошептала она.

– Я здесь, Дженни.

– Спасибо…

И она уснула.

Посмотрев на нее минуту, Трэвис взялся за свои вещи…

Но он не хотел уходить. Он не собирался ее оставлять.

Она нуждалась в нем!

Трэвис отложил одежду. Приподнял одеяло и лег вместе с ней.

Дженни вздохнула во сне и прижалась к нему так, будто они всю жизнь спали вместе.

Он сжал ее в объятиях. Поцеловал в лоб.

И провалился в глубокий сон.

Солнечный свет ослепил Трэвиса. Простонав, он перевернулся на живот.

И едва не выпал из кровати.

Трэвис резко раскрыл глаза. Узенькая комната. Узенькая кровать. Узенькое окно. Где он и что происходит?

Ну конечно! Дженни. Он привез ее домой, и они занялись любовью. Это было невероятно!

Затем она была так больна… Эта мигрень…

– Дженни, – окликнул он, вскакивая.

Он остался на ночь, чтобы заботиться о ней. Да уж, хорошо он управился! Он даже не слышал, как Дженни встала с кровати. Где же она? Ей снова плохо?

Он двинулся к двери. Черт, он же совсем голый!

– Одежда, – прошептал он, оглядывая комнату в поисках своих вещей, отброшенных им в сторону ночью.

Здесь. На комоде. Аккуратно сложенные в стопку.

Он взял лишь брюки, быстро натянул их, застегнул ширинку, но не стал утруждать себя застегиванием пуговицы. В таком виде Трэвис и отправился на поиски Дженни.

Она была в малюсенькой кухне. Стояла к нему спиной. На ней была огромная футболка, волосы распущены, длинные ноги голые, обуви на ней не было.

Дженни выглядела как только что проснувшийся человек. И Трэвис захотел взять ее в объятия и унести обратно в постель.

– Черт, – прорычал он, – куда ты делась?

Дженни обернулась. Она держала кружку в руке.

Судя по соблазнительному запаху, наполнившему всю комнату, она только что налила кофе.

– Трэвис! Ты меня напугал…

Он пересек всю комнату тремя шагами и прижал ее к себе. Дженни невольно наклонила кружку, и кофе пролился прямо на его ноги, но ему было наплевать!

– Я решил, с тобой что-то случилось.

– Нет, я в порядке. Я думала, кофе будет хорошим…

Он поцеловал ее и почувствовал вкус кофе, сливок и сахара.

Когда-то в Париже он привычно начинал день глотком шампанского, в Севилье – с чашечки горячего шоколада. Но никогда в жизни он не начинал жизнь с чего-либо слаще поцелуя Дженни…

Когда он наконец прервал поцелуй, ее глаза сияли, а губы мягко блестели влагой.

– Я соскучился, – сказал он до того, как подумал. – Просыпаться в одиночестве не входило в мои планы.

Она улыбнулась. И покраснела.

Ему нравилось, как она краснела. Это было одновременно сексуально и невинно. Он гадал: неужели он и правда был первым мужчиной, в чьих объятиях она засыпала? Ведь если он и был первым мужчиной, занявшимся с ней любовью, это вовсе не значило, что у нее совсем не было опыта отношений.

Черт! Куда несла его ревность? Ему приходилось напоминать себе – сам он вовсе не старомоден в вопросах женщин и секса…

Но почему он постоянно думал о Дженни, как о своей любимой? Он провел с ней всего две ночи. За такой короткий срок даже любовниками официально не станешь.

Внезапно кухня стала еще теснее, чем была.

Он выпустил ее из объятий, прокашлялся и прошел к полке над плитой, где на небольших крюках висели кружки.

– Отличная идея, – сказал он отрывисто. – Кофе приготовить.

Он чувствовал ее взгляд, пока наливал себе кофе и добавлял туда сливок.

– Да, – сказала она через пару секунд. – Все из рук валится, пока не приму утреннюю дозу кофеина.

– Да уж, и я… – Он взял чайную ложечку со стола, принялся размешивать кофе… Но его, к сожалению, нельзя размешивать бесконечно. – Так что, ты рано встаешь, а?

– Ты не обязан этого делать. – Ее голос был совсем тихим.

– Эй, с чего вдруг мне отказываться от чашечки…

– Ты не обязан оставаться. Правда. Этого не требуется. То, что ты сделал вчера… Ты позаботился обо мне, был нежен со мной… Это гораздо больше… Больше, чем…

– Ты была больна.

– Да. Но это не значит…

Он поставил кружку с кофе и повернулся к ней. Она выглядела такой маленькой и хрупкой… И Трэвис возненавидел себя за эгоистичное, бесчувственное и мерзкое поведение.

– Иди сюда, – и сам двинулся к ней, широко распахнув объятия.

И Дженни безоговорочно в них нырнула.

– Извини, – произнесла она дрожащим голосом. – Я не слишком удачно подбираю слова. Не знаю, что должна говорить после…

Трэвис взял Дженни за подбородок:

– Я предлагаю так: «Доброе утро, Трэвис. Ты рад мне так же, как я тебе?»

Их глаза встретились, и лицо Дженни озарилось ее робкой улыбкой.

– Правда? Ты рад меня видеть? Потому что… Потому что если ты хочешь уйти…

Поцелуем он заставил ее замолчать.

– Время откровенности, – мягко произнес он. – Я сам не знаю, что говорить в таких случаях… Я… Я обычно не… – Трэвис прокашлялся. – Я нечасто сплю не в своей постели.

Ее лицо напряглось, а затем на нем появилось выражение удивления.

– Ох, – сказала она. И покраснела.

Господь Всемогущий, этот ее румянец!

– Ладно, – пробормотала она, – ты был достаточно добр, чтобы… То есть это хорошо, что ты остался, потому что я…

– Я остался, потому что не мог тебя оставить.

Она улыбнулась. Как не поцеловать ее после этой улыбки? И Трэвис поцеловал ее снова, а она вздохнула, уперлась ладонями в его грудь и приподнялась на носочки.

Он хотел раздеть ее. Ласкать ее. Целовать ее везде…

Но она была так больна прошлой ночью… Ей нужен кофе. И еда. А не секс.

Но и ему не нужен был секс. Ему нужна была любовь…

Трэвис взял ее за плечи и улыбнулся.

– Ладно, – снова слишком отрывисто произнес он. – Время завтракать.

Ее ресницы взметнулись вверх. В ее глазах появилось то замутненное, мечтательное выражение…

– А, к черту завтрак! – прорычал Трэвис и прижал ее к себе, целуя снова и снова, и каждый поцелуй был более страстный, более глубокий, чем предыдущий.

Страсть сводила его с ума.