Виктория Паркер - Невинная соблазнительница

Негодуя, Ева понимала, что Данте не виноват в том, что полагается только на юридический документ. Жизнь преподнесла ему жестокий урок. Слишком хорошо он знал цену предательства.

В одно мгновение Данте оказался рядом. В глазах полыхала ярость.

– Запомни, Ева. Если ты беременна, мы поженимся. У тебя нет выбора.

– Как бы не так! Здесь ты бессилен, Данте. Будет ребенок или нет, но я никогда не выйду за тебя! – крикнула Ева в отчаянии. Слова рвали ей горло – ведь она мечтала об этом замужестве, но не такой ценой.

Тем временем грозовые тучи заволокли небо. Упали первые капли дождя.

– Мы уже обсуждали необходимость брака! – рявкнул Данте.

– Представь, мне вдруг стала безразлична репутация, за которую я так долго боролась. Пусть меня принимают такой, какая есть. Гораздо важнее, как я отношусь к себе. А Финну скажу, что это моя ошибка.

Земля дрогнула от громового раската. Сверкнула молния. Дождь усиливался, охлаждая пылавшее лицо Евы.

– Ты нарушила обещание и после этого требуешь, чтобы я доверял тебе?

– Прости меня и пойми: дело не в имени и не в повторении истории. Я не твоя мать, а ты совсем не похож на своего грубого, бесчестного отца. В тебе есть и честь, и достоинство.

Данте недоуменно развел руками:

– Тогда почему ты отказываешься выходить за меня?

Ева прижала ладони к груди:

– Мне нужна любовь. Я хочу, чтобы свадьба прошла в маленькой церкви, где я произнесу клятву верности, не сомневаясь, что мой муж любит меня без всякой корысти. Пусть все будет как в сказке. С тобой это невозможно.

Мучительная гримаса исказила лицо Данте. Он не скрывал обиды.

– Всего одна ночь, Ева, но ты получила ее, хоть и пять лет спустя.

– Прости. – Дрожащей рукой она стянула с безымянного пальца тяжелое обручальное кольцо. Скользя по мокрой траве, сделала шаг вперед, вложила перстень в его ладонь. – Я сообщу тебе сразу, когда буду знать. У меня остались номера твоих телефонов.

– Хорошо, – сказал Данте, подбрасывая кольцо высоко в воздух и ловя на лету. Его губы изогнулись в прежней циничной усмешке.

Ева поблагодарила мать-природу за проливной дождь, обрушившийся ей на голову и скрывший струящиеся по щекам слезы.

Желтый бриллиант снова взлетел в воздух, сверкнув яркими гранями, но Данте уже отвернулся и шагнул в сторону. Сердце Евы будто раскололось пополам, когда она услышала легкий всплеск – несбыточные надежды, мечты о красивой сказке навсегда утонули вместе с кольцом в темной глубине озера.

Прошло две недели…

Стоя перед тяжелой дубовой дверью, Данте холодными пальцами оттянул на шее узел душившего его шелкового галстука и расстегнул верхнюю пуговицу белой сорочки. Он снова спрашивал себя, что мешает ему постучать в ее дверь. Холод, проникавший до костей и сковавший душу, не имел ничего общего с пушистым снегом, укрывшим землю белым одеялом и скрипевшим под кожаной подошвой дорогих ботинок.

Данте погибал. Первый раз в жизни он испытывал страх. До позднего вечера он метался по городу, не замечая праздничного оживления в канун Рождества. Набрав в грудь воздуха, он поднял наконец руку, стукнул молоточком, замер в ожидании. Чтобы жить дальше, ему необходимо было увидеть ее один только раз.

Дверь широко распахнулась, и… сердце остановилось. Она стояла перед ним очаровательно взъерошенная, немного заспанная.

Ева Сен-Джорж. Еще более неотразимая в свои двадцать семь лет. Роскошные медовые волосы пышной копной обрамляли прекрасное лицо. Тонкое трикотажное платье цвета голубиного крыла облегало женственные формы гибкого тела. Босые ноги с перламутровым лаком на ноготках делали ее похожей на ступающего по облаку ангела. Данте теперь знал, что окружавший ее ореол невинности не был притворством. Он на секунду закрыл глаза.

– Здравствуй, Данте.

При звуке нежного, с хрипотцой голоса его пульс подскочил до ста шестидесяти ударов. Он взглянул ей в лицо и впервые заметил усталую бледность щек, темные круги вокруг век.

– Господи, Ева! Ты здорова?

Она вскинула на него огромные зеленые глаза:

– Я хотела спросить тебя о том же.

Данте шагнул через порог. Непроизвольно протянул руку, чтобы коснуться ее лба. Ева резко отшатнулась:

– Просто очень устала. Работаю день и ночь…

– Поздравляю. Слышал, ты теперь шьешь для принцессы Арунтии.

Ева выдавила улыбку:

– Мы познакомились на благотворительном ужине. Она пришла в восторг от моих набросков. Ко мне вернулись многие бывшие клиенты.

– Горжусь тобой.

– Спасибо. – Ева прижала ладонь к животу с легкой гримасой боли. Понимая свою бестактность, Данте не удержался от вопроса:

– Тебе уже известно?..

Ева отрицательно покачала головой. Данте захлестнули противоречивые эмоции: сожаление, что она не носит его ребенка, отчаяние, что никогда не увидит ее снова, облегчение, что сможет сделать признание, которое не вызовет сомнений в искренности…

– Я должен тебе кое-что сказать, Ева. Удели мне двадцать минут.

Она слегка покраснела, вспомнив эпизод в пещере. Но в этот раз Данте не думал о сделке. Он был предельно честен и открыт.

– Клянусь, что после этого уйду и никогда не потревожу тебя. – Ожидая ответа, Данте чувствовал, как от нервного напряжения по спине стекают холодные струйки пота.

Ева в раздумье потерла виски и отступила, впуская в прихожую.

– Ладно. Двадцать минут.

Закрыв за собой дверь, Данте последовал за ней, отводя взгляд от эротичной линии бедер.

Низкая напольная лампа мягко освещала уютное, эклектичное убранство гостиной. Возле рождественской елки у окна стояла открытая коробка с украшениями. В камине трещал огонь, и запах разогретой смолы смешивался с терпким ароматом хвои.

– Уже поздно. Извини, что помешал, но я хочу, чтобы ты знала. Мы встречались с Якатани…

– Не сомневаюсь, – сказала Ева, поджимая ноги и уютно устраиваясь на диване. – Рада за тебя.

– Я не подписал контракт на покупку «Хэмптонз».

Длинные ресницы затрепетали. Ева смотрела на него с удивлением.

– Почему?

Две недели Данте терзал себя вопросом, как ему удалось так все запутать. Настал момент истины. Он присел на край стола напротив Евы: не слишком близко, но и недалеко, чтобы смотреть ей в глаза.

– Потому, что ты права. Семья моего отца, вынужденная принять меня, не скрывала ненависти. Помнишь, мы говорили, что твой отец топил свою боль в вине?

Она кивнула.

– Для меня таким лекарством была фамилия Витале. Последние пятнадцать лет я работал день и ночь, доказывая, что не хуже их, и порочная кровь моей матери ничего не значит. «Хэмптонз» должен был стать бриллиантом в моей короне. – Он остановился, чтобы перевести дух. – Но все изменилось. Я ре шил, что лучше докажу, чего стою, тебе, моя прекрасная, верная, бескорыстная Ева. Ты заслуживаешь это в тысячу раз больше, чем отец. Для меня ты важнее Витале. Никогда тебе не придется стыдиться меня или лгать ради меня.