Кимберли Лэнг - Что случилось в Вегасе…

– Значит, мы можем рассчитывать на то, что ты выпишешь нам чек на кругленькую сумму?

– В чем проблема, Эви? Откуда этот сарказм?

– Почему ты не сказал мне, что вырос в том районе?

– Я тебе сказал, что я из северной части Вегаса. Мы с тобой были едва знакомы, и я не счел нужным уточнить, в каком конкретно районе я жил.

– А почему ты не сделал этого, когда мы поженились?

– Что ты хочешь узнать, Эви? Я вырос в крошечной квартирке в квартале для малоимущих семей. Мой отец был алкоголиком, который не мог задержаться надолго ни на одной работе. Я не хотел быть таким, как он, поэтому в школьные годы много работал и копил деньги. Когда мне посчастливилось выиграть в покер крупную сумму, я добавил ее к своим накоплениям и купил «Блу».

– Ты разбогател благодаря целеустремленности, усердному труду и удаче. Типичная история американского успеха, – ухмыльнулась Эви.

Почему-то это прозвучало как оскорбление.

– На что ты намекаешь?

Эви вздохнула:

– Ни на что.

– Давай выкладывай.

Эви вытерла руки о полотенце и покачала головой:

– Это не важно. Я не хочу снова выяснять отношения. – Она небрежным жестом указала ему на плиту: – Ужин будет готов через несколько минут.

– Ты заговорила об этом, не я. Если тебя это беспокоит, давай все проясним раз и навсегда.

Эви повернулась к нему лицом:

– Хорошо. – Подбоченившись, она встретилась с ним взглядом. – По-моему, весьма самонадеянно считать, что люди, рожденные в состоятельных семьях, не ценят то, что имеют. Что они хуже тех, кто заработал свое состояние усердным трудом.

– Довожу до твоего сведения, Эви, что богатство не всегда пробуждает в людях лучшие качества.

– А бедность пробуждает? – произнесла она с сарказмом. – Я, безусловно, уважаю тебя за то, чего ты достиг, но пойми, Ник, деньги – это всего лишь инструмент. Если это единственный из имеющихся у тебя инструментов, ты никогда не будешь счастлив. В этом случае они тебя только испортят.

– И это говорит мне человек, чей трастовый фонд больше, чем валовой внутренний продукт некоторых маленьких европейских государств. Тот, кто рожден с серебряной ложкой во рту, не имеет права судить о подобных вещах.

– А твои злоключения, значит, делают тебя экспертом? Знаешь, хороший психотерапевт может тебе помочь разобраться с твоими проблемами.

– Моими проблемами? Чья бы корова мычала, Эви. Не тебе говорить о самопомощи и самосовершенствовании. Ты явно не образец для подражания.

Эви дерзко вскинула подбородок:

– Но в то же время я не такое чудовище, как твоя мать.

Ник застыл, как статуя.

– Ты ничего не знаешь о Фаррали Грейсон, – медленно произнес он, предупреждающе сузив глаза в надежде, что она поймет его нежелание говорить на эту тему.

Его надежда оказалась тщетной.

– О, я знаю о ней достаточно, чтобы понять причину ее поступка. Оказавшись в совершенно непривычных для себя условиях, она потеряла свою индивидуальность и захотела вернуться домой, чтобы снова ее обрести.

– Ты будешь ее защищать?

– Конечно нет. Эта женщина просто чудовище. То, что я понимаю ее мотивы, вовсе не означает, что я ее поддерживаю.

– Ты хочешь сказать, что я не понимаю, почему она ушла.

– На самом деле я думаю, что ты прекрасно это понимаешь. Именно поэтому ты живешь ради единственной цели – укорить Грейсонов, показать им, что ты лучше их. Ты хороший человек с большим потенциалом, и тебе следует гордиться своими достижениями. Но я думаю, что в какой-то момент тебе следовало перешагнуть через эту историю и продолжить жить дальше. – Эви опустила руки. – Ты судишь обо мне, основываясь лишь на величине моего банковского счета, – резко произнесла она. – Но я – это не только мой трастовый фонд. Я не знаю, сколько у тебя денег, я сужу о тебе только по твоим поступкам, поэтому мои суждения заслуживают больше доверия, нежели твои.

– Ты забеременела, предложила мне на тебе жениться, подписать брачный контракт и развестись после рождения ребенка. Конечно, все это внушает доверие.

Эви открыла рот, затем снова закрыла и провела ладонями по лицу.

– Ужин готов. Можешь садиться есть. Я не голодна.

С этими словами она покинула кухню. Ее плечи были расправлены, подбородок гордо поднят, но каждый ее шаг выражал покорность.

Ник выпил пиво, надеясь, что оно остудит его пыл. Эви привела несколько разумных доводов, но в целом он, разумеется, прав.

Но если он действительно прав, почему его мучают угрызения совести?

Опустившись в кресло-качалку, которое она недавно приобрела для детской, Эви разочарованно застонала. Она была недовольна собой. Когда она научится держать язык за зубами?

До сих пор все так хорошо складывалось и она с надеждой смотрела в будущее. Она бы не стала с таким энтузиазмом заниматься оформлением детской, если бы не надеялась, что комната будет использоваться по назначению. Это было тайное желание, в котором она не хотела признаваться даже самой себе. Она убеждала себя, что Ник захочет, чтобы их ребенок во время визитов к отцу жил в своей собственной комнате. На самом же деле она надеялась, что они с малышом задержатся здесь дольше, чем изначально планировалось. Это означает… Нет, она даже думать об этом не будет.

Закрыв глаза, она начала покачиваться в кресле, чтобы успокоиться.

Спустя несколько минут раздался стук в дверь. Открыв глаза, она увидела стоящего на пороге Ника. Изучив выражение его лица и позу, она не увидела и следа враждебности. Это было странно, учитывая, что она только что его раскритиковала.

– Тебе нравится, когда последнее слово остается за тобой? Ты предпочитаешь уйти, не дав противнику возможности ответить? – Его глаза весело блестели, и Эви почувствовала, что расслабляется. Он пришел не для того, чтобы продолжить выяснять отношения.

– Это хороший выход из неловких ситуаций, – осторожно улыбнулась она.

– Жена твоего брата его одобряет?

– О нет. Гвен против любых резких движений. Но от этой привычки так трудно избавиться.

Ник вошел в комнату, прислонился к стене и сложил руки на груди. Он ничего не сказал, но его молчание не было гнетущим. Она по своей глупости нарушила перемирие. У нее создалось ощущение, что Ник пришел, чтобы его восстановить. Она затеяла ссору – ей и протягивать оливковую ветвь.

Она сделала глубокий вдох и переступила через свою гордость:

– Прости меня за мою несдержанность. Мне не следовало говорить…

– Возможно, эти вещи должны были быть произнесены.

В ее душе снова затеплился огонек надежды.

– Когда я злюсь, мое чувство такта куда-то улетучивается.

– То же самое могу сказать о себе.

Вспомнив, что удача сопутствует смелым, Эви встретилась с ним взглядом и произнесла: