Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

Пламя светочей озаряло искрящиеся ледяные сокровища пещеры, казавшейся бесконечной. С потолка свисали мерцающие занавеси застывших водопадов, пучки пушистых кристаллов, полупрозрачные бороды сосулек, а с пола тянулись вверх причудливые выросты, до оторопи напоминавшие целые семейства людей, обращённых в ледяные столпы смертоносным касанием клинка из хмари – мужчин, женщин, детей. Вранокрыл, ёжась от холода и поскальзываясь, пробирался среди каменных и ледяных глыб следом за ловкой Дамрад, которая горной козочкой скакала по всем этим препятствиям. Шестеро Марушиных псов бесшумно сопровождали их.

В потолке пещеры раскинулось небывалое чудо – небольшое перевёрнутое озерцо. В обрамлении из застывших водопадов колыхалась водянистая поверхность, и Вранокрылу показалось, будто его подвесили за ноги вниз головой: слишком невероятной казалась мысль, что он стоял на полу, а водное зеркало блестело над ним. Но, тем не менее, это было так.

– Вот мы и пришли, – сказала Дамрад, и пещера окрасила её голос в звенящие ледяные тона. – Это Калинов мост, вид со стороны Нави. С вашей стороны он выглядит иначе… По сути своей это такая же дыра, как и остальные, которые образовались от гнева Маруши, только открывается она не в междумирье, а в Явь. Это самая безопасная из всех дыр. Мы её закроем, когда великое переселение навиев завершится – для этого есть заклинание, которое хранится в Душе Нави. Прочие дыры мы так закрыть не можем: междумирье не даёт. Но, закрыв Калинов мост, мы можем уже не беспокоиться, что разрушение из Нави каким-то образом поползёт за нами следом и заразит Явь.

Отблеск огня светочей плясал и сворачивался у неё в глазах маленькими ящерками, дыша Вранокрылу в лицо обездвиживающими чарами. Невидимые ледяные обручи сковывали князя по рукам и ногам, а язык лежал во рту как мёртвый.

– В Яви Калинов мост окружён мороком, не пропускающим нежелательных гостей, – затягивая Вранокрыла в колдовскую бездну своего взора, сказала владычица. – Уж прости, придётся тебя снова погрузить в оцепенение и завязать глаза… Эта мера – для твоей же защиты, дабы морок не отнял у тебя рассудок.

Вранокрыл ощутил на своём теле крепкие когтистые руки навиев. Не успел он и моргнуть глазом, как на голову ему упала душная чернота.

…И снова – колымага, запряжённая Марушиными псами, снова полумёртвая неподвижность и тягучая дорожная тоска. Когда мешок с головы Вранокрыла сняли, он почувствовал на своих привыкших к тьме глазах, каково жителям Нави здесь, в этом мире. Небо затянули тучи, часто валил снег, но даже тусклый и пасмурный зимний день был для навиев слишком ярок. Дабы не прерывать путешествие долгими остановками, они завязывали морды отрезками полупрозрачной чёрной ткани и так бежали, везя колымагу со скоростью, какая коням даже не снилась. Владычица Дамрад днём задёргивала занавески на дверцах; малейшее их колыхание, пропускавшее внутрь свет, заставляло её хмуриться и зажмуривать веки.

– Как же вы собираетесь воевать, если наш свет слишком ярок для ваших глаз? – спросил Вранокрыл, когда язык начал его мало-мальски слушаться.

– Пусть тебя это не беспокоит, – хмыкнула она. – Мы знаем, как сделать ваш мир удобным для нас на время завоевания. А потом понемногу приспособимся. Ведь когда-то и Навь была такой же светлой, как Явь… У нас уже есть опыт привыкания к вашему свету: наши соглядатаи испытали это на себе с успехом. Не так уж много на это потребовалось времени.

Они ехали на восток днём и ночью, с короткими передышками: Марушины псы переводили дух и кормились. «Бух… бух… бух», – стучало сердце гробницы внутри у Вранокрыла, а луна сквозь дымку туч выхватывала из тьмы половину лица Дамрад – отрешённого, с сурово поджатым ртом.

Вранокрыл высунул голову из дверцы и сморщился, получив оплеуху вьюги, полную колких снежных крупиц. Его взгляду открылась сумрачно-мертвенная даль замёрзшего моря и скалистый берег, поросший соснами. Пусто, снежно и безответно…

– Белые горы придётся огибать по льду, отойдя далеко от берега, – сказала Дамрад, соскакивая на снег и откидывая плащ, полы которого нещадно трепал ледяной пронзительный ветер.

Князь стучал зубами в колымаге, кутаясь в медвежью шкуру, а владычица встречала непогоду гордо и смело – грудью, прикрытой лишь кожаным доспехом. Её глаза высветлились и поблёкли, принимая в себя суровую белизну северного морского берега.

«Ежели ты истинный государь и отец народа своего…»

Трясясь в седле купленного в одной из светлореченских деревень вороного коня, Вранокрыл нёс на своих плечах горький груз вызревающего решения. Дамрад пожелала ехать в колымаге одна, и князя пересадили в седло, опоясав мечом из хмари и предоставив клочок холодной свободы и зимнего одиночества для раздумий. На одном из привалов он соорудил себе из медвежьей шкуры что-то вроде тёплой телогрейки, которую теперь натянул под чёрный плащ с мехом на плечах – обновку из Нави, и теперь ветер не беспокоил его. К его поясу был пристёгнут жезл в виде рогатого волчьего черепа, искусно выточенного из смоляного камня, чёрного, как ночь в Нави, и зеркально блестящего, как отделка гробницы Махруд.

Дамрад клятвенно обещала, что не тронет Воронецкое княжество, если оно окажет ей помощь в её походе. Четыре древних павших полководца, покоившихся подо льдом, ждали встречи с пятым – живым.

Мёртвые топи раскинулись перед ними, озарённые луной и посеребрённые инеем. Редкие чахлые деревья в зимнем убранстве казались вышедшими из какой-то мрачной сказки с плохим концом.

– Так что ты надумал, Вранокрыл? – спросила Дамрад, останавливаясь у кромки замёрзшего болота, около мёртвых стеблей травы, выбеленных изморозью.

Князь чуть натянул поводья, сдерживая коня. Решение отяжелевшим плодом сорвалось с его губ:

– Что я должен делать?

Мертвенный тонкий рот владычицы дрогнул в улыбке, а глаза излучали нездешний и холодный, навий свет. Узоры на её шее и нижней челюсти колдовски мерцали в лунных лучах.

– Выезжай на лёд.

Вранокрыл не думал о прочности ледяной корки на топях. Его сердце бухало в лад с сердцем в недрах гробницы Махруд, а взгляд пытался рассмотреть подо льдом лица воевод древней битвы. Управляющий жезл у него на бедре, присоединяясь к биению, вдруг содрогнулся толчками: «Бух… Бух…»

Крак! Молниеносная трещина зазмеилась под ногами у коня, и Мёртвые топи раскрыли ему и всаднику объятия тёмной хляби [36]. Одно бездонное мгновение – и Вранокрыл оказался по пояс в мертвяще-студёной воде, а его конь, пытаясь выкарабкаться, лишь дробил копытами кромку льда.

– Помогите! – вырвалось из горла князя, охрипшего от мороза.