Маша Трауб - Современные рассказы о любви. Привычка жениться (сборник)

Так Кузьмичев был околдован Варварой. Она часто пела ему завораживающие в своей монотонности, тягучие и длинные северные песни, будто опутывала прозрачными тонкими веревочками невероятной прочности. Кузьмичев сам себе казался теперь стреноженным конем, которому, впрочем, и не хочется никуда скакать. Так бы и ходил всю жизнь по лугу, хрумкал сочной травой… «Все б только слушал этот лепет, все б эти ножки целовал». Ее ошибки в русском языке сжимали его сердце в приступах неистовой влюбленности.

Варвара не терпела его вида в толстом драповом пиджаке. По ее представлениям, настоящий мужчина должен был носить ватные или меховые штаны и толстый свитер. Ни ватных, ни меховых штанов у Кузьмичева не имелось, их заменили джинсы. А свитер был – пестро расписанный чем-то напоминающим быстроногих оленей.

Варвара выразительно фыркнула, увидев их, но, кажется, осталась довольна таким послушанием.

Бывали минуты, когда Кузьмичев тонул в стыде. Жена, дети – он же любит их! Обращенная в куколку женщина стоит на пианино, и ее окаменевшее лицо кричит о ненависти к нему… Теперь, убирая квартиру, он не трогал «новую статуэтку», когда вытирал пыль с безделушек. Фигурка запылилась. Ольга полагала, что муж осторожничает – все-таки до чего тончайшая работа! – а Кузьмичев думал, что надо выждать, а потом «разбить» статуэтку: вернуть Светлане свободу. Конечно, обида победила в ней любовь, а у него теперь есть Варвара! Когда Кузьмичев бывал склонен к самокритике, он мысленно называл себя папильоном и павианом, но в глубине души знал: он просто не умеет иначе, каждое новое увлечение для него как бы первое и последнее. Бывают такие несчастные – или счастливые? – люди. Их оправдывает то, что предмет их страсти действительно ощущает себя первым и единственным. Но любовь далеко не всегда пробуждает в человеке все лучшее. Иной раз она вызывает к жизни самое худшее. Это бывает, когда человек любит ради себя, а не ради того, кого любит.

Словом, Светлана стояла на пианино, Ольга, как прежде, ходила на работу, жалея мужа, который просто горит в своем радиокомитете, из командировок не вылезает!..

Половина этих «командировок» проходила в квартире Варвары.

Теперь проблем с жилплощадью не возникало: приехав в тот город учиться в институте, Варвара первым делом купила однокомнатную квартиру. Но были другие проблемы.

Так, Кузьмичев частенько думал, что в Варваре-то самоуверенности еще побольше, чем в нем. И ее длинные глаза ничего не выражали, когда Кузьмичев исходил стихами, размахивая рукой с погасшей сигаретой. Он опять закуривал, и опять забывал об этом, и сигарета опять гасла…

А по сути Варвара была к Кузьмичеву почти равнодушна. Возможно, ей не хотелось проводить время в одиночестве. Возможно, ей нравились дрожащие, перемерзшие цветы, которые Кузьмичев часто покупал для нее на базарчике, в крытом холодном павильоне, у тоже дрожащих и перемерзших, но куда более стойких, чем розы и гвоздики, брюнетов. Возможно, она любила читать те книги, которые он ей приносил. Возможно, она решила обольстить первого встречного, и это оказался он. Возможно… Нелепость и цинизм предположений могли оказаться правдой, но скорее Варвара сама не знала, чего хотела.

Однажды, когда скучающее выражение ее очаровательного лица стало совсем уж непереносимым и оскорбительным, Кузьмичев взялся вспоминать прежние победы. Куда там! Что об стенку горох!

– Эй! Ты меня слышишь? – Кузьмичев робко коснулся точеного плеча.

– Угу, – мурлыкнула Варвара.

– И тебе все равно?

Плечико дернулось: а что, мол, тут такого?

– Да, ревнивой тебя не назовешь.

Теперь насмешливо дрогнул уголок Варвариного рта:

– Ну и не называй.

– У тебя что, рыбья кровь? – нахально спросил Кузьмичев, надеясь, что уж теперь-то она хотя бы рассердится.

– Кстати, о крови! – Варвара оживленно повернулась к нему. – Я тебе никогда не рассказывала про своего предка? Пра-пра-пра… Он был грузинский князь.

Давно Кузьмичев так не смеялся! Но Варвара не обиделась.

– Я тебе говорю! – сказала она настойчиво. – Ну, не настоящий князь, конечно, а князек. Князечек. А может, просто кавказец. Но усы, бурка и кинжал – все как у людей. Однажды он был во гневе и зарезал какого-то человека, приревновав его к своей жене. А человек тот оказался богатым и знатным царским чиновником. И вот моего бедного прадедушку сослали за убийство на Сахалин. Еще давно, понимаешь? Лет сто и больше назад. Он отбыл срок, вышел на поселение, женился на русской, из переселенцев Орловской губернии, а потом этот род перемешал свою кровь с другим родом, из коренных сахалинцев. Вот так-то. Видишь, какая у меня горячая наследственность. А ты говоришь – рыбья кровь…

– Интересно! – Кузьмичеву было действительно интересно. – Сейчас придумала или давно?

– Не веришь? – Варвара посмотрела загадочно. – Доказать?

– Чем? Фамильные драгоценности сохранились?

– Он пострадал за свою ревность. Показать, что это такое?

Да уж… Ничего подобного Кузьмичев и представить не мог. Или Варвара была не только кавказская княжна, но и сумасшедшая, или уж такая актриса… Сначала-то ему даже нравились упреки, визги, всхлипы. Он весь вымок в быстрых и прохладных Варвариных слезах! Но, видя его любопытствующую, довольную усмешку, она распалилась по-настоящему, разошлась до того, что с истерическим криком: «Вот что ты носишь у сердца, а для моего портрета там нет места!» – выдернула из внутреннего кармана его пальто бумажник с фотографией детишек. Посыпались монеты, две жалкие полсотни были презрительно отброшены не знающей счета деньгам Варварой и взлетели, как последние перышки синей птицы, и упали, а изодранную в клочки фотографию и хранившуюся в том же кармане дудочку Варвара с криком: «Талисман!» – сгребла в пепельницу и подожгла от кузьмичевской же зажигалки, не то всхлипывая, не то истерически хихикая и ретиво раздувая пламя.

Еще некоторое время Варвара сохраняла паузу гнева, а потом торжествующе взглянула в сторону Кузьмичева: каково, мол, а? видал рыбью кровь? доволен?

Но Кузьмичева на диване не было.

…Варвара не считалась особенно усердной студенткой, но все-таки в институте ее любили. Красивая, не жадная, простая… С чего ей вдруг так поспешно понадобилось уезжать? Посреди учебного года, едва расправившись с первой сессией. Наговорила с три короба, но декан чувствовал: врет. Или привирает.

– Может быть, хоть на заочное перейдете? – уговаривал он. – Жаль ведь, столько сил потрачено при поступлении, на сессии. – «И денег», – мысленно добавил он. – Будете жить дома, коль так уж вам хочется, а на экзамены приезжать.

Варвара глянула на него с ужасом.

– Нет, нет! – У нее даже голос сел. – Нет, не надо на заочное, мне… я не приеду сюда никогда!