Елена Арсеньева - Любовь у подножия трона (новеллы)

Нет слов, нравились Петру не только уродки, но и общепризнанные красавицы: скажем, он с первого взгляда влюбился в княгиню Наталью Борисовну Долгорукую, в девичестве Шереметеву, вдову фаворита императора Петра II. Жизнь этой женщины была необыкновенно тяжела: из любви к мужу она перенесла тяжелейшую ссылку в Березов, много лишений, едва не умерла с горя, когда Иван Алексеевич Долгорукий был жестоко казнен вместе со своими дядьями. Спустя почти десять лет – в день смерти Анны Иоанновны – княгиня Наталья вернулась в столицу и хотела сразу уйти в монастырь, однако у нее оставались два сына, которых надо было поднимать. Императрица Елизавета Петровна, хорошо знавшая княгиню Наталью в былые годы, привечала ее. В одном из любимых сел государыни, Покровском, и увидал Петр княгиню Наталью.

Эта женщина обладала красотой одухотворенной, безусловной, облагороженной страданиями, и, хоть Наталья Долгорукая была на четырнадцать лет старше Петра, он влюбился. Екатерина презрительно называла увлечение мужа «страстишкой». Наталья Борисовна и в миру жила словно в монастыре и не обращала на ухаживание наследника ровно никакого внимания. Разумеется, оно не имело никаких последствий.

Конечно, эта «страстишка», несмотря на презрение жены, делала честь великому князю, ибо Наталья Долгорукая была и впрямь восхитительна. Однако Петр все же оставался верен себе: и тут выбрал не просто красавицу, а женщину, душа которой была искалечена теми неисчислимыми страданиями, которые ей пришлось перенести.

Были у великого князя, само собой, и другие увлечения, которые то забавляли, то огорчали его жену, однако вскоре она заметила, что Петр Федорович все чаще проводит время не со своими голштинцами, а с ней и в компании ее фрейлин. Недолгое время понадобилось Екатерине, чтобы установить, кто именно является для него приманкой. Нет, отнюдь не она сама! Приманкой оказалась наиболее неприглядная из девушек, которая тратила массу сил и всяческих косметик, чтобы скрыть оспины, избороздившие ее лицо, и преобразить его некрасивый цвет.

Теперь каждый вечер великий князь вел с ней нескончаемые разговоры или играл в карты, причем оба так азартно шваркали ими об стол и выкрикивали масти, что заглушали и другие беседы, и пение, и музыку. Остановить, утихомирить их было невозможно, и Екатерина Алексеевна частенько отходила ко сну с мигренью. Когда же она из чувства самосохранения пыталась скрыться в придворном театре, Петр страшно злился. Ведь фрейлины обязаны были сопровождать свою госпожу, а это значило, что он проведет вечер без карточной игры и возбуждающей переглядки с Елизаветой Романовной! Великий князь на дух не выносил русский театр, и даже зарождающаяся страсть к молодой графине Воронцовой не могла заставить его высидеть там хотя бы четверть часа.

В конце концов одной карточной игры с милой его сердцу страхолюдиной Петру стало мало. Тем более что графиню приводили в явный восторг грубые щипки и лапанья, которыми ее удостаивал наследник. Елизавета Романовна все чаще захаживала на его половину и принимала участие в пирушках, где вела себя с гвардейской непосредственностью и чувствовала себя совершенно в своей тарелке. И тут Петр мог тискать ее сколько душе угодно! Когда она возвращалась, от нее так несло табачищем и винищем, что другие фрейлины были не в силах спать с нею в одной комнате. Впрочем, все чаще случалось так, что фрейлина Воронцова ночевать не возвращалась… Какое совпадение, что именно в эти же самые ночи великий князь пренебрегал обществом супруги!..

Не слишком трудно было сложить два и два – и получить четыре!

Не сказать, что Екатерину так уж сильно огорчила новая страсть мужа. Особенно сначала. Дело в том, что в это время она была чрезвычайно занята своим романом со Станиславом Понятовским, молодым и красивым графом, секретарем английского посольства, который с первого взгляда влюбился в великую княгиню Екатерину. Вскоре его ухаживания были жарко и щедро вознаграждены. Кстати сказать, именно с помощью своей любовницы Понятовский в будущем станет польским королем Станиславом–Августом II – и с ее же «помощью» лишится всех своих владений после разделов Речи Посполитой.

Но до этого еще предстояло жить да жить!

Роман Екатерины и Станислава–Августа сделался ведом великому князю. Однако тут и речи не зашло о супружеской ревности, ибо великий князь и княгиня, у каждого из которых рыльце было в пушку, заключили меж собой негласный договор: не мешать любовным похождениям друг друга. Если раньше оба старались скрывать свои связи, то теперь они вместе со своими «предметами» образовали некий «квартет» единомышленников. Они несколько раз ужинали вчетвером, ну а затем Петр уводил Воронцову к себе, говоря жене и ее любовнику:

— Ну, дети мои, я вам больше не нужен, я думаю!

Видимо, Петра с его страстью ко всему искривленному привлекало безусловное уродство этой ситуации.

Вообще он был человек странный, что и говорить. Как ребенок, который рос без присмотра и воспитания. Очень одинокий, болезненно подозрительный – и в то же время очень доверчивый. То злобно–пугающий – то безоглядно снисходительный и добрый. То видел опасность там, где ее нет и быть не может, то открывал душу жене. Жене, которая, между прочим, уже давно спала… нет, не только с другими мужчинами. Екатерина спала и видела русский престол…

Другое дело, что пока эти сны были, так сказать, безгрешны, словно грезы юной девы о недостижимом возлюбленном.

В чем выражалась та доверительность, которой Петр порою удостаивал великую княгиню? А вот в чем. Отношения с Елизаветой Воронцовой не всегда были безоблачны. Петру порою надоедала ее грубость. А может быть, и она давала ему отставку, ибо чего–чего, а уж лизоблюдства в ее натуре не было и в помине. Иногда рассорить любовников удавалось герцогине Курлянской, которая обожала совать во все свой довольно‑таки крючковатый нос. Она вообще была сводня по призванию, устраивала и расстраивала браки фрейлин, ну и вернуть к себе великого князя она, конечно, хотела, вот и сеяла порою рознь между ним и его фавориткой.

И тогда Петр отправлялся на поиски приключений на стороне. Как‑то раз он влюбился в графиню Теплову, племянницу знаменитых Разумовских. Готовясь к свиданию с ней, спросил совета жены, как убрать комнату, и показал, что, желая понравиться графине, он наполнил комнату шпагами, ружьями, гренадерскими перевязями, шапками, так что она имела вид уголка арсенала. Екатерина, согласная на все, чтобы только муж ее не оставил в этом «арсенале», быстренько одобрила его вкус и сбежала.

Надо полагать, графине Тепловой и «арсенал», и все прочее пришлось во вкусу, ибо она великим князем увлеклась. Однако Петр именно в это время пленился немецкой певичкой Леонорой и к Тепловой остыл. Тем паче что она сделалась навязчива. Лишенная возможности видеться с любовником летом, когда двор переехал в Ораниенбаум, она стала писать ему беспрестанно. Как‑то раз возмущенный Петр ворвался к жене, потрясая листками: