Павел Шорников - Тебя не заменит никто

Кирилл вновь и вновь прокручивал в голове все сначала: скрежет железа, звон разбитого стекла, крик… Но постепенно мысли его пришли в порядок и потекли в привычном русле: Марина, Америка, Марк Шварц…

Можно было возвращаться домой.

Мать встретила его настороженно, все пыталась заглянуть в глаза.

— На тебе лица нет, — наконец заключила она, — что-то со шведами?

— Шведы? Ах, шведы! Шведы нажрались, как финны. Мы разобрали их по одному. Мне достался лом килограмм на сто двадцать. Пока нес к машине, пока из машины… Еще лифт в гостинице не работал… Я так устал, мать!

— Я сварила компот. А когда возвращалась из магазина, за мной увязалась рыжая дворняга. Я скормила ей всю колбасу. Ты же салями не очень…

— Почему я не собака?

— У нас Егор Сильвестрович, — предупредила сына Людмила Васильевна.

— Колдун Евстратиков пожаловали.

— Не называй его так. Он от этого бесится… Колдун Егорий!

Кирилл прошел в комнату.

Колдун Егорий, мужчина неопределенного возраста, с длинными черными, торчащими в разные стороны волосами, такой же черной, но ухоженной бородкой, стоял у окна вполоборота к Кириллу, приложив правую ладонь к стеклу.

— Приветствую, — бросил Кирилл. — Подзаряжаемся?

— Вот сколько тебя знаю, Киря, не любишь ты меня. Бывало, маленького тебя беру на руки, а ты так и норовишь меня обделать… А я тебя все равно люблю. Вот хоть мать спроси. Люблю, как родного.

Егор Сильвестрович внимательно посмотрел на Кирилла.

— Вижу, прицепил ты к себе какую-то заразу! — сказал он. — Вон тащится за тобой, будто хвост. Ну-ка, сейчас я этот хвост…

Егорий отдернул руку от стекла и сделал хватательное движение. Потом словно стал наматывать на локоть невидимую веревку и завершил операцию молитвой и крестным знамением.

Кирилл наблюдал за его действиями с улыбкой. Людмила Васильевна — скорее с восхищением.

— Эх, Киря, слушался бы меня, был бы счастливым человеком, — вздохнул Егорий.

Кирилл принял душ, поужинал и ушел в свою комнату.

Он набрал номер Марины, приготовившись услышать либо короткие гудки, либо бесконечные длинные.

Трубку подняли сразу.

— Да-а, — протянул томный женский голос.

— Добрый вечер, дорогая, — выдохнул Кирилл.

— Ты! — обрадовалась Марина, и это неприятно задело Кирилла. — А мне нечего сказать тебе, Кирюша… Не пришла, сама не знаю почему. Вот и все.

— Как в том анекдоте: женщина, ты сама не знаешь, чего хочешь… Я думал, с тобой что-то случилось. Даже и не знаю, рад ли я, что ошибся. Вообще зря, наверное, я втянул тебя в эту историю. Ты — баба ничего… Не в смысле: ничего из себя не представляющая, а в смысле — хорошая. Мужика тебе надо. Попроще.

— Какой у тебя голос…

— Какой?

— Не знаю… Эротичный… Не знаю… Мне кажется, я дура. Я уже жалею, что не пришла. Может быть… Может быть, попробуем еще раз?

— Нет, дорогая. Предпочитаю никаких дел с тобой больше не иметь. У тебя все мыслительные процессы проходят в спинном мозге, а это всегда дает непредсказуемый результат.

Марина хихикнула.

— Хочешь унизить? Мне нравится. Скажи… Скажи, что я стерва. — Голос ее вдруг стал низким, бархатным.

— Ты стерва, — сказал Кирилл.

— Скажи, что я — дрянь и потаскуха… Скажи…

— Ты паскуда, самая настоящая паскуда, Маришка, — прошептал Кирилл. Разговор совершенно неожиданно подействовал на него возбуждающе. — Если бы ты была рядом, я бы снял с тебя трусики, взял ремень и отшлепал тебя по голой попке.

— Хорошо, — еле слышно проговорила Марина, — еще… Ну, пожалуйста, еще…

Кирилл вдруг ясно представил себе ее комнату. Марина в полурасстегнутом халатике раскинулась в мягком кресле. Глаза ее полузакрыты, ресницы подрагивают. Одна нога закинута на подлокотник так, что видно ажурное нижнее белье…

Кирилл положил трубку.

Действительно, стерва, подумал он, мазохистка. Надо же! Нет, нет. Нужна женщина. Девушка. Хоть с улицы. Предложить ей фиктивный брак, заплатить, не скупясь…

Сердце у Кирилла екнуло: записная книжка! Совсем вылетело из головы. Но только где она, эта записная книжка?

Кирилл задумался. Он схватил ее, кинулся за девушкой… Потом вся эта катавасия… А куда же он подевал книжку?

Кирилл поднялся, подошел к платяному шкафу, открыл дверцу, проверил карманы пиджака.

Так и есть: засунул во внутренний карман. Кирилл вернулся на место и занялся записной книжкой.

Пролистнув ее, Кирилл наткнулся на несколько кулинарных рецептов, вырезанных из газеты, какие-то квитанции и справки. Открыл первую страницу — и взгляд его мгновенно выхватил фамилию… Кирси.

Кирси! Таисия Владимировна? Учительница по математике? Они с Марком вспоминали ее сегодня. Как странно…

Он взглянул на адрес, прочитал: «Садовая», и воспоминания захлестнули его.

Была ранняя весна… или поздняя зима. До выпускных экзаменов оставалось несколько месяцев. А потом либо институт, либо все остальное. Таисия Владимировна вела у них математику с пятого класса. И с пятого класса была классной руководительницей. Этот случай с Самохиной — тоже пятый класс.

Наверное, Самохина нравилась Кириллу. Странные знаки внимания оказывал он ей: щепки, щелчки, тычки… Бедная девочка. А кончилось все подножкой. Самохина только что ответила урок и возвращалась на свое место… Вот тут-то он сдуру и выставил свое копыто.

Таисия, ни слова не говоря, взяла со стола линейку, рубанула, как саблей, Кирилла по голове и преспокойно продолжила урок. Санкция была кровавой, но действие возымела. Кирилл в одночасье превратился в пай-мальчика и оставался им до выпускного класса.

Таисию, наверное, мучила совесть. Может, даже ее преследовали кошмары, а по ночам снились кровавые мальчики. Так или не так, но в десятом классе она сама предложила Кириллу подготовить его в институт. Кирилл согласился, но при одном условии: вместе с Марком Шварцем, его закадычным дружком.

Они ходили домой к Таисии по средам и воскресеньям. Ее муж, Станислав Александрович, был простым работягой, невзрачным, ничем не примечательным мужичком, беззаветно преданным шахматам. Они с Марком видели его не иначе, как за шахматной доской, разбирающим бесконечные партии.

Станислав Александрович здоровался всегда одним и тем же манером: он чуть приподнимал голову, смотрел исподлобья и говорил:

— Женихам привет!

Наверное, эта фраза казалась ему остроумной. Или он намекал на свою дочь — Владу?

Влада Кирси… Записная книжка принадлежала не Таисии, а ее дочери.

В тот год ей было, кажется, двенадцать. Такой долговязый гадкий утенок, готовый вот-вот превратиться в нечто. Когда он увидел ее в первый раз? Да, ранняя весна. Воскресенье. Недалеко от дома Таисии Кирилл заметил девочку. Она расхаживала по снегу, нестерпимо белому в лучах весеннего солнца, смотрела под ноги и удивленно и радостно повторяла: