Ксения Любавина - С видом  на счастье

Я преспокойно вышла за калитку и отправилась через два дома, где зависала Аришка с подругой. Там выяснилось, что они ушли на другой конец улицы, где жила еще одна их подруга. Делать нечего, я пошла туда следом за ними. Примерно на середине пути я увидела, как Арина вышла из ворот того дома, на который мне указали, и направилась мне навстречу. Я остановилась, чтобы подождать ее. Когда мы почти поравнялись, я внезапно заметила позади нее, на расстоянии всего нескольких метров, несущегося во весь опор мраморного, похожего на огромную крысу бультерьера. Времени на раздумья у меня не было.

Я метнулась к Аришке и закрыла ее собой. Мы находились посреди улицы, бежать было некуда, на меня несся реактивный «снаряд» на коротеньких ножках. Не могу сказать, что у меня перед глазами промелькнула вся жизнь, но мне было очень страшно. Именно страх, а вовсе не железная выдержка, парализовав, удержал меня на месте и тем самым спас. Псина с конусообразной зловещей мордой и крошечными розоватыми глазками поравнялась со мной, прыгнула и оттолкнулась от моих коленок короткими лапками. И как ни в чем не бывало понеслась обратно…

Ни живая ни мертвая, плохо понимая, что происходит, я повернулась к Аришке, которая тряслась и плакала у меня за спиной.

— Зайчик мой, ну все… все… она убежала… все хорошо… — забормотала я, обняв ее, хотя у самой поджилки тряслись от пережитого ужаса.

— Мамочка… мамочка… — всхлипывала Арина, прильнув ко мне всем тельцем.

Я присела на корточки и стала вытирать ей слезы.

— Сильно испугалась?

— Да-а-а…

— Не бойся, котенок, мы скажем папе или дедушке, и они прибьют эту гадину… А лучше — хозяев… Пойдем домой, моя хорошая. Там бабушка нас ждет… с ватрушками…

И мы на совершенно ватных ногах побрели обратно к дому.

— Тетя Алла, — тихонько, с видом заговорщика произнесла Арина, когда я распахнула перед ней калитку, — ты папе не говори… а то вдруг он меня больше к Маше не отпустит… и дедушке с бабушкой тоже. Ладно?

— Почему бы тебе не пригласить Машу к нам?

— А можно?

— Ну конечно…

Я пообещала также, что сама разыщу хозяев собаки и поговорю с ними.

Должны ведь они понимать человеческую речь… Таким образом, наше маленькое страшненькое приключеньице осталось в тайне.

Перед сном я читала Арине «житие» Гарри Поттера. Она сама об этом попросила, хоть давно вышла из возраста, когда детям читают на ночь. Впервые за эти полгода я почувствовала, что между нами нет того напряжения, которое было раньше.

— Тетя Алла, — внезапно прервала она меня на середине фразы, — а вы с папой будете нового ребенка заводить?

Я внимательно посмотрела на нее поверх книжки:

— Аришик, по отношению к человеческим детенышам так не говорят.

Сбить ее с толку мне, конечно, не удалось.

— Ну, собираетесь?

— Ну вообще-то собираемся…

— А я?

— Что — ты?

— Я папе тогда буду не нужна?

— Почему ты так решила?

— Мама так говорит.

Как пелось в одной известной песне, «все мне ясно стало теперь…». Хотя какое, казалось бы, Верочке дело? Радовалась бы, мать-кукушка, что есть кому ребенка спихнуть, чтобы не мешал устраивать жизнь с другим мужиком. Я почему-то всегда считала, что материнский инстинкт отсутствует только у конченых алкоголичек…

И ей хватало наглости критиковать Ваську, мол, больно уж он избаловал Арину. Что ты, мол, ее лижешь, она и так уже стала неуправляемой! Повлияй на нее, ты же отец… и так далее. Никитин действительно только тискал Арину, как котенка, да нацеловывал, прощая ей все на свете. А как, интересно, он, мужчина, по мнению Веры, должен воспитывать маленькую девочку? Орать, топать ногами и щелкать плеткой, как Карабас-Барабас? Чтобы потом, повзрослев, она думала, что все мужчины — монстры и ничего хорошего от них не жди.

— Котенок, мама ошибается, — сказала я. — Мы с папой тебя очень любим, и ты всегда будешь нам нужна…

— И тебе тоже?

— Конечно.

— Но я ведь не твоя дочка.

— А какая разница?

Арина замолчала, и я продолжила чтение. Через некоторое время она вновь перебила меня:

— Знаешь, тетя Алла… дядя Сережа — такой придурок! Мне совсем не хотелось ехать с ним в Италию.

Я отложила книгу в сторону и, наклонясь, поцеловала в лоб несчастную Арину, задавленную гнетом обстоятельств и проблем, которые выпали на ее детскую долю. У нее и впрямь вид был не слишком счастливый.

— Зайчик, ты можешь оставаться у нас столько, сколько хочешь, и приезжать когда хочешь.

«Сотни лет все ветры возвращаются на круги своя…» — вдруг припомнились мне слова песенки из детского фильма. К чему бы это? Просто, глядя в окно, в непроницаемую вьюжную мглу зимнего утра, я вдруг поймала себя на том, что год назад, вот так же, в половине десятого, смотрела в окно и сетовала на погоду, на несговорчивость клиентов и на то, что у меня нет ни одного приличного платья. И это было вовсе не дежавю, а самая настоящая реальность. Хотя перемен в нашем агентстве за этот год произошло немало.

Эвелина Гизатулина, хвала Всевышнему, вышла замуж за иностранца, австралийца кажется, познакомилась по Интернету и уехала на родину супруга. Слава Белорецкий укатил в Московию и прислал мне письмо на «мыло», что у него все хорошо и он готовится к поступлению в МГСУ имени Куйбышева. Осенью уволился Андрей Туманов. Ему надоела квартирная торговля, и он решил попытать счастья в каком-то автосалоне. Эльза Фридриховна ушла на пенсию. Виктор Сергеевич еще весной уехал в Питер: там, в строительно-инвестиционной компании, принадлежавшей его старинному приятелю, для него нашлась хорошая должность. Коллектив офиса за год очень изменился. Из «старичков» остались только мы с Никитиным, Вика Лебедева, Надежда Леонидовна и Ольга Романовна. А так, в общем и целом, все было как всегда: люди работают, квартиры продаются, цены растут, агентство процветает, время идет, — вот и снова зима.

Вася уехал на показ, а я осталась в офисе, на телефоне. Но мне мучительно хотелось кофе с пирожными, которые были куплены с утра в «Кузине», и я решила покинуть боевой пост.

На кухне я застала бессменную Надежду Леонидовну за недостойным, учитывая удельный вес ее тела, занятием. Наша матрона, помешанная на диетах и пилюлях для похудения, кушала копченое сало. Не праной единой жив человек…

— Это чего там у тебя? — поинтересовалась она, плотоядно уставившись на пирожные, которые я выложила на блюдце из полиэтиленового мешочка. Они немного помялись, но от этого не стали менее аппетитными. — Вечно ты, Алка, меня искушаешь разными вкусностями.

Я, честно говоря, не припомнила, когда успела предложить ей угощение. Иногда наглость Надежды Леонидовны переходила все возможные границы.