Барбара Уоллес - Время быть собой

Интересно, который час в Канзасе?

Делия хотела уже было бросить трубку, когда мама наконец ответила.

— Прости, дорогая, — пролепетала она. — Мой телефон лежал на самом дне сумки, к тому же здесь очень плохо слышно.

«Здесь» могло значить только одно — бейсбольный стадион. Близнецы, братья Делии, играли в летней лиге, и поэтому мать, чтобы хоть как-то принимать участие в жизни семьи, приходила смотреть каждую их игру. Из трубки был явственно слышен рев болельщиков.

Совсем неподходящий момент для таких разговоров…

— Я думала, ты еще в командировке, — продолжала мама. — Что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось. Все здорово. — Джош оказался прав, когда назвал ее ужасной лгуньей. — Я сейчас нахожусь в Кейп-Коде, после вечеринки. — И Делия быстро рассказала маме о последних событиях.

— Ничего себе. Даже не верится, что ты видела акулу! Похоже, ты здорово проводишь время. Твой босс доволен тем, как идут дела?

— Я… я не знаю, — запнулась Делия. — Он держит свои мысли при себе.

— Все начальники так делают. Их можно понять, только когда им требуется помощь. — Возникла неловкая пауза. — Милая, у тебя все хорошо?

— Да, я просто устала, — убедила ее дочь. — Улыбаться весь день — нелегкое дело.

— Держись! Твой брат сегодня в ударе! — В трубке было слышно, как мама радостно что-то кричит сыну. — Прости, — продолжила она, — они сегодня вытворяют что-то невероятное!

— Ну что ж, тогда не буду тебе мешать наслаждаться зрелищем, — ответила Делия. — Я позвоню, когда вернусь в Нью-Йорк.

Не успела она повесить трубку, как волна одиночества снова накрыла ее с головой. Не было никого, с кем она могла бы поделиться мыслями и переживаниями. Даже подругам Делия не может ничего рассказать. Скрывать все плохое вошло у нее в привычку. Единственным близким человеком стал для нее Саймон. По иронии судьбы у них оказалось много общего.

Положив телефон на столик рядом с кроватью, Делия потянулась на удобной мягкой кровати и закрыла глаза.

Должно быть, она задремала, потому что, когда открыла глаза, в комнате уже было темно, а за окном светила луна, красиво освещая ночной океан.

Кто-то накрыл ее одеялом. Это был Саймон. Она с ужасом осознала, что он видел, как она спит. Двери в спальню были закрыты. Делия посмотрела на часы — проспала она всего пару часов.

Она услышала скрип половиц, закрылась входная дверь. В это время Саймон мог находиться только в одном месте. Через несколько секунд тихий всплеск воды в бассейне подтвердил ее догадку.

Живописные факелы на небольших столбиках до сих пор горели, бросая на воду бассейна загадочные тени и блики. Изнутри бассейн тоже освещался, и это придавало ему еще больше таинственности. В самом центре плыл Саймон. Он плыл не так агрессивно, как вчера, спокойнее и медленнее.

Саймон был слишком сосредоточен, чтобы заметить присутствие Делии, поэтому она просто стояла и ждала, пока он не завершит еще пару кругов. В конце концов он замедлил темп, коснулся стенки бассейна и остановился.

Делия услышала тихие всплески воды, когда он потянулся за полотенцем прямо из бассейна.

— Эй! — позвала она.

Саймон повернулся, но ничего ей не ответил. Делия подошла чуть ближе к нему.

— Не рановато ли для утренней тренировки? Все еще спят.

— Плавание помогает мне разгрузить голову…

— И как, помогло? — спросила она. — Теперь все в порядке?

— Не в этот раз. Надо было сделать еще пару кругов.

Делия сменила тему и с улыбкой произнесла:

— Спасибо за одеяло.

— Не за что.

Воздух между ними был словно наэлектризован. Саймон держался руками за бортик, и она видела его напряженные бицепсы, все в капельках воды.

Делия села на край бассейна и опустила ноги в прохладную воду.

— Тебя долго не было. Вы с Бартлеттом прошлись до конца пляжа и обратно?

— Нет, мы сидели втроем у костра. В основном говорил Роберто. Я решил, что лучше особо не болтать. Я был немного рассеян.

Последовавшая тишина стала слишком неловкой. А потом раздался всплеск, и Саймон сел рядом с Делией.

— Я должен извиниться перед тобой, — наконец произнес он. — Не нужно было сваливать свой груз на тебя. Я просто сильно устал и наговорил много глупостей. Я хочу, чтобы ты думала обо мне иначе.

«Слишком поздно», — хотела сказать она ему, но промолчала.

— Ты же пришла сюда не только для того, чтобы поблагодарить меня за одеяло? — спросил Саймон.

Делия могла бы и солгать. Она могла притвориться, что все вроде хорошо. Ведь именно так она делала на протяжении последних четырех лет.

— Хочешь знать правду? Я переживаю за тебя. Твое признание на пляже было слишком… жестким.

— Не таким уж жестким, переживу.

— Мы сейчас не говорим о какой-то глупой шутке, Саймон. Ты назвал себя трусом, а это очень серьезное заявление.

— Правда не всегда бывает красивой.

— Нет, это не так! — Делия внимательно вгляделась в его мрачное лицо. — Вчера вечером, когда ты говорил про того мальчишку в кафе, ты на самом деле говорил о себе, я права? — Саймон не ответил, но по тому, как он напрягся, она сразу все поняла. — Я знаю о том скандале. Знаю про Чипа Амато.

Каждый сантиметр его тела был напряжен, а взгляд стал холодным и суровым.

— Кто рассказал тебе о нем?

— Я… — Делия неуклюжим жестом заправила прядь волос за ухо, пытаясь не разнервничаться. — Я спросила об этом… Джоша.

— Черт подери! — Саймон поднялся и пошел к соседним столикам.

— Он не сказал ничего конкретного, — продолжала Делия, последовав за ним. — Он сказал лишь, что ходили какие-то слухи… Что бы там ни произошло…

— В любом случае это осталось в прошлом, — оборвал ее Саймон.

Осталось ли? Делия могла и не знать всех подробностей этой истории, но она не была дурой. Шрамы от произошедшего остались с ним навсегда. Она посмотрела на него, стоя в сиянии факелов. Несмотря на то что ночь выдалась очень теплой, Саймон весь дрожал и выглядел очень подавленным. Нехарактерная для Саймона слабость словно сдавила ей сердце. Она подошла к нему еще ближе.

— Что тогда произошло, Саймон?

— Не имеет значения.

— Я поняла, — сказала Делия. — Хочешь притвориться, будто ты в норме и все в порядке? Когда мой отец умер, мама в каком-то смысле тоже скончалась. Только одна она осталась взрослым человеком у нас в доме. Она то плакала, часами лежа в постели, то ходила по дому как призрак, почти ни с кем не разговаривала. В течение многих месяцев я заботилась обо всем — воспитывала детей, вела хозяйство, оплачивала счета. И ужасно боялась: вдруг кто-нибудь это заметит и нас отправят в интернат? Поэтому, когда учителя или знакомые спрашивали, как дела дома, мне приходилось врать и говорить: у нас все просто отлично. Когда маме стало лучше, я все равно продолжала улыбаться, будто ничего и не происходило особенного. Кто знает, от какой фразы ее помешательство могло бы вновь вернуться… Я понимаю, — продолжала она, — каково это — все время притворяться, ведя двойную жизнь, и чувствовать себя безумно одиноко.