Виктория Паркер - Заменить тобой весь мир

Зарывшись лицом Клаудии в шею, Лукас втянул сладкий аромат и, не желая давить на нее всем весом, перекатился на спину, уложив ее поверх себя, крепко прижав к груди.

Разумеется, женщины у него были, но никогда еще он не испытывал ничего подобного. И, даже не успев отдышаться, уже хотел продолжения.

– Лукас? – Слегка приподнявшись, она посмотрела ему в глаза. – И как? Я хорошо все делала?

Таких вопросов ему тоже никогда еще не задавали. Он смахнул прилипшие ко лбу волосы.

– Запомни, querida , когда ты обнажена и больше не можешь прятать свое роскошное тело, ты божественна. – Он нежно поцеловал ее в губы. – А еще ты самая страстная из всех женщин, что я знаю.

– Хорошо, – улыбнулась Клаудиа, поглаживая его по животу и неторопливо спускаясь ниже, туда, где он снова был готов к ее ласкам.

Действуя уже гораздо смелее, она сомкнула на нем пальцы, тщательно исследуя и изучая каждый сантиметр его естества сперва рукой, а потом и глазами. Дойдя до точки и не в силах больше сдерживаться, Лукас перехватил ее запястья и вновь уложил на спину, заведя руки ей за голову.

– Понравилось? – улыбнулась она, разглядывая его довольными глазами.

Лукас вдруг понял, что ей нравится чувствовать себя желанной. Нравится чувствовать, как он прижимает ее к кровати. Ее заводит его сила, потому что рядом с ним она чувствует себя в безопасности. Dios . Нельзя это продолжать. Ни в коем случае.

Облизнув губы, Клаудиа потерлась об него бедрами, и тогда Лукас перехватил ее запястья одной рукой, а другой погладил пышную грудь.

– Ты божественна, – выдохнул он. – Никак не могу на тебя насмотреться. – Он провел рукой по ее животу. – Не больно?

– Нет. И я хочу добавки.

Разметав на подушке темные локоны, она снова об него потерлась. На его подушке. На его кровати. Его.

Погладив темные завитки между роскошных ног, он вновь погрузил пальцы в жаркую влагу, рождая сдавленный стон. Ее стон. Его стон.

– Хочешь меня? – шепнул он, глядя ей прямо в глаза.

– Да!

– Клаудиа? – Открыв глаза, он сразу же крепко прижал к себе ворочавшуюся во сне женщину. – Проснись, прошу тебя.

На секунду отпрянув, она сразу же немного расслабилась.

– Плохой сон?

– Вроде того. Не бери в голову.

Чувствуя ее напряжение, Лукас перевернул ее на спину и заглянул в глаза:

– Не скрывай от меня ничего.

Она слегка закусила губу:

– Мне иногда снятся кошмары, полные воспоминаний.

– И все? – Кому, как не ему, знать всю силу воспоминаний, от которых при всем желании невозможно избавиться. О том, как они преследуют, не давая спать по ночам, и иссушают душу, оставляя от тебя лишь пустую оболочку.

И похоже, у нее есть свои собственные демоны.

– Я помню, ты пыталась рассказать мне о них в самолете.

– Пыталась?

Плохо. Она даже этого не помнит.

– Расскажи мне свой сон, – попросил он, по гладив ее по щеке. Но она ничего не ответила. – Клаудиа? – Она продолжала пристально вглядываться ему в глаза, словно решая, может ли доверить ему не только тело, но и прошлое. – Доверься мне.

Высвободившись из его рук, она перекатилась на бок и дотянула одеяло до самого носа. И, уставившись в потолок, все же заговорила:

– Мне было двенадцать. И это мое последнее воспоминание, связанное с Арунтией. Был один из тех влажных промозглых дней, когда мне было так плохо, что я с трудом дышала, с трудом ходила. И мама отвела меня в больницу. Наверное, вызвали для меня какого-нибудь специалиста. Я слышала все, что они говорили, но мои ноги… Я не могла встать и закрыть дверь. Я зажала уши, но она так орала, что я все равно ее слышала. Не помню, чтобы она вообще когда-нибудь так кричала. – Клаудиа невесело усмехнулась. – Ты ее видел, само воплощение холодной сдержанности, но тогда она по-настоящему разбушевалась. «Вы только на нее посмотрите! Моя красавица дочь больше не красива. Вы должны что-то сделать». И все в таком духе. Мне казалось, что это длится часами. Потом меня отнесли в машину, но она даже на меня не смотрела. И мы поехали. По пробкам. Кажется, нас преследовали. В газетах всегда обсуждали, что со мной не так и почему меня держат под замком, тогда как сестры у всех на виду. Думаю, излишняя секретность лишь подливала масла в огонь.

Даже в полумраке ночи Лукас видел, как по ее щеке катится одинокая слеза.

– Querida …

– А потом они внезапно накинулись на машину со всех сторон, колотя по окнам. Я так и ждала, когда же на меня посыплются осколки. Они пытались вломиться в машину, а мама… Она толкнула меня вниз, сказав, что я должна прятаться, чтобы никто не увидел. Кричала, что меня нельзя фотографировать. Что меня нельзя видеть. А я просто мечтала умереть, и больше мне ничего не было нужно.

Клаудиа говорила все тише и тише, и Лукасу пришлось напрягаться, чтобы разобрать слова.

– Она крикнула водителю, чтобы он ехал, и тот попытался сменить полосу. Попытался.

– Авария?

– Да. А очнулась я уже в Лондоне. Спрятанная и запертая от всего мира. Принцесса в железной маске.

– Что? – удивленно переспросил Лукас.

– Так меня звали другие дети. Но я сама виновата. У меня было целых два экземпляра, ну… знаешь, роман Дюма? Про маску, за которой спрятали лицо королевского близнеца.

Резко сев, Лукас покачал головой:

– Нет, Клаудиа. Нет.

– Да.

– Просто дети жестоки и завистливы. И большинство из них только и мечтают о твоем положении.

– Но зачем матери было все это говорить? Тоже обычная жестокость? Зачем было всем и каждому повторять, что я больше не красива? Что она больше не может на меня смотреть и прикасаться? – Отбросив простыню, Клаудиа вскочила. – Я лучше пойду.

– Нет! – Схватив ее за руку, Лукас выбрался из кровати и осторожно взял ее за подбородок. – Послушай, Клаудиа, мне кажется, твоя мать так сильно за тебя переживала, что довела себя до нервного срыва, потому что никто из докторов не мог сказать, что с тобой. Не мог тебя вылечить. Она видела, как ты страдаешь, но ничего не могла сделать. Ты хоть представляешь, что ей пришлось пережить? Вспомни, что ты чувствовала, сидя рядом с Бэйли? Тебе было больно?

Клаудиа кивнула.

– Я уверен, она не думала, что ты так воспримешь ее слова. Может, она и не самый отзывчивый в мире человек, но тогда она просто не понимала, что ее слова тебя ранят. Она не хотела сознательно причинить тебе боль.

– Думаешь, она искренне из-за меня переживала? Она выгнала меня из дома и больше не вспоминала.

– Быть того не может. Тебя невозможно забыть. И никто тебя не выгонял. Думаю, та авария стала последней каплей. Ты тогда чуть не умерла, и будь я на ее месте, я тоже отвез бы тебя куда-нибудь далеко-далеко. Туда, где безопасно. Туда, где тебе смогут помочь. А больница Святого Эндрю славится по всему миру.