Екатерина Морозова - Золотые ручки (СИ)

Я хотела съязвить, ответив, что подготовлены отчеты даже на те вызовы, которые еще не приняты, но отвечать не пришлось, поскольку внезапно глаза Арнольда Феоктистовича расширились, а в животе странно заурчало.

Поставив кружку на стол, и бросив напоследок: «На сегодня свободны», Пипетка стремительно выбегал в коридор, и я могла бы поспорить на всю свою годовую зарплату, что знала, куда он направляется.

Мы с Любой прыснули от смеха, и мое прекрасное расположение духа присутствовало вплоть до самого дома Розы. Но в красках описав этот потрясающий случай подруге, я поняла, какую глупость натворила.

— Уволит. Нет, точно уволит, — взявшись руками за голову, сказала я.

— Погоди еще паниковать, не убьет же он тебя. А увольнение, может и не совсем плохой выход из твоей ситуации, — философски заметила Мэнди.

— Ты не понимаешь, нам с дедом и так денег еле хватает, а если я останусь без работы, то нам придется нашу черепаху сожрать от безвыходности, — трагически пробормотав эти слова, я продолжала изучать узор на потертых тапках Мэнди, прекрасно дополняющих мой летнее платье.

— Не усугубляй, утро вечера мудренее, так что раз уж сделала, то теперь смирись и перестань бояться, — закончив маникюр, подруга подула на свои черные ноготки, чтобы лак быстрее высох, и спросила: — Лучше расскажи, как там Игнат поживает.

Игнат, бывший ухажер Мэнди, был постоянной темой наших с ней разговоров, потому как мне «посчастливилось» работать с ним в одном корпусе. Игнат любил свою работу медбрата, но еще больше он любил экстраординарных, не похожих на других, девушек. Мэнди не оценила порыв брутального Игната, который в белом халате напоминал скорее героя боевиков, чем сотрудника скорой медицинской помощи, и отказала ему в его искренних порывах. «Не хочу быть очередной зверушкой в его коллекции» — говорила она, но постоянно интересовалась, как там поживает её «суженый».

— Игнат теперь встречается с байкершей, — я с удовольствием перевела тему с несчастного Пипетки в более приятное русло разговора. — Стал носить кожаную «косуху», мощные ботинки и даже захотел себе сделать тату.

Мэнди рассмеялась совсем не готическим смехом и уточнила:

— А как же его любительница рептилий, у которой дома проживало не менее двух десятков разнообразных змей и один крокодил Гоша?

— Осталась в прошлом, после того, как Игнат решил сделать ей приятное и увековечил Гошу, который приказал всем долго жить, в виде кожаной сумки для любимой. Но его ненаглядная почему то не оценила стараний парня, и вышвырнула его вещи из своей квартиры, не забыв и о крокодиловой сумке. Игнат её переделал и теперь даже на работу с ней ходит. Сумка, кстати, отменная вышла, — в деталях рассказала я подруге об очередной неудавшейся любви нашего мачо.

Мэнди еще долго не могла успокоиться, представляя себе образы любвеобильного ухажера с крокодиловой сумкой через плечо. А я, смеясь вместе с ней над бедным Игнатом, на время даже забыла о глобальной катастрофе, ожидающей меня в следующую смену на работе.

В подъезде нашей старенькой хрущевки было сыро и темно. Подземельную идиллию нарушала только мигающая лампочка «Ильича», бережно привернутая руками электрика к потолку.

Как же страшно возвращаться одинокой молодой девушке домой в столь поздний час! Любой шорох нагнетал обстановку, и казалось, что стоит лишь войти в подъезд, как дверь за тобой захлопнется, и ты попадешь в ловушку цепких рук какого-нибудь озабоченного маньяка. Словно читая мои мысли, дверь за спиной действительно хлопнула, заставив холодок пробежаться по коже.

Я обернулась. Позади меня, в свете мерцающей лампочки, возник устрашающий мускулистый силуэт огромного мужчины, который мрачной стеной неотступно надвигался на меня. Вскрикнув «мамочки», я истерично прижала сумку к груди и забилась в угол подъезда, свободный от почтовых, испорченных временем и малолетками, ящиков.

— Конечно «мамочки»! Я такого ужаса уже давно не видел, — бархатным баритоном заговорила со мной мускулистая скала. — Мир, ну надо совсем уработаться, чтобы надеть это роскошное платье насыщенного лимонного цвета, подчеркивающего нежный тон твоей кожи, с этими мерзкими рыжими босоножками. Ты что, не знаешь, что эти цвета совершенно не сочетаются?

— Савелий, ты что ли? — страх, наконец, стал отступать.

— Нет, совесть твоя, которой ты напрочь лишена. Что за сумка? Вы поглядите, какой эталон бездарности и дешевого пошива она носит в своих изящных руках! — продолжала возмущаться теперь уже узнанная мной, гора.

Савелий являлся моим соседом, и, по совместительству, достопримечательностью всего подъезда. Выросшая в семье инженера и продавщицы мясного отдела продуктового магазина, эта здоровенная тридцатипятилетняя детина обладала незаурядными способностями к моде и стилю. Но, поскольку, Савелий, как настоящий мужчина, любил одевать и раздевать красивых женщин, а не худосочных юношей с пухлыми губами, прорваться на светящийся голубыми переливами Олимп модной индустрии соседу было очень и очень непросто. И поскольку «Мода — модой, а кушать хочется всегда», наш Савушка, как ласково мы его величали, подрабатывал грузчиком, по ночам разгружая на складах новоприбывшие коробки с мебелью и другими вещами.

Я окончательно отошла от шока, и слегка пошатываясь на ватных ногах, подошла к Савелию. Он, как, впрочем, и всегда, выглядел изумительно. Даже с перемазанным какой-то грязью и мазутом рабочим комбинезоном, Сава смотрелся джентльменом. Из кармашка темно-синего комбинезона выглядывал аккуратным уголком белоснежный платок с вензелями, а элегантная рубашка с закатанными на три четверти рукавами, прилегающая к его рельефному и твердому, как камень, торсу, своей расцветкой отвечала самым последним тенденциям моды.

— Ну и напугал же ты меня! Не гневайся, Савелий, — попросила я соседа. — Просто я не выспалась и одевалась с утра как попало, — признаваться Саве в том, что я намеренно надела этот «рыжий ужас» на ноги я поостереглась, опасаясь за свою жизнь и здоровье.

Высокий шатен улыбнулся ослепительной улыбкой и сказал:

— Ладно, работа у тебя тяжелая, на этот раз прощаю. Только в следующий раз, относись к внешнему виду серьезно, а то так в девках и помрешь, никто замуж не возьмет.

Услышав последнее высказывание Савы, я фыркнула, ответив:

— А нужно ли замуж, Савушка? Если там так хорошо, почему тогда сам не женишься? — поставила я в тупик любящего поучать стилиста.

Савелий небрежным движением заправил прядь чуть длинноватых шелковистых волос себе за ухо и задумчиво произнес:

— Моё призвание — это мода. Когда я встречу свою Музу, я непременно женюсь, не задумываясь ни на секунду, — в тот момент мужчина был так хорош, что я, сама залюбовавшись соседом, подумала о том, что его избраннице безумно повезет.