Светлана Иваненко - Дьявольские будни

Метких не оказалось. Как они сдают нормативы по стрельбе? А если б мы были настоящими преступниками? Мы все трое благополучно скрылись за углом. После чего окольными путями вернулись в "свой" джип и вырулили в обратном направлении, пытаясь не попасть в пробку.

А я наконец-то отнял руки от груди, к которой прижимал все добытое, посмотрел трезво на туфельку, определил, что размер у нее тридцать шестой, и обернулся к ним обоим, держа туфлю в руке:

- И кто мне это объяснит?

Ио пожимает плечами и невозмутимо отвечает:

- Это туфелька.

- Да вижу, что туфелька! - рычу я, - кто мне объяснит, что эта туфелька делала на ноге зверя?

Но она непробиваема:

- А кто тебе сказал, что зверь - это он? Это девочка. Точнее, девушка. Семнадцати лет, взбалмошная и капризная. А что это меняет?

- Охренеть, - выдаю потрясенно.

- А чем ты недоволен?

- Всем, - отрезаю я, потом думаю и добавляю тоном потише, - разве ж так можно - девчонку сделать зверем?

- Не вижу никакой разницы, - холодно и чопорно заявляет Ио.

Феминистка ты чертова, думаю я. И открываю сумочку. Что у нас тут с собой носят девочки - лжедьяволы? А то же самое, что и не лжедьяволы. Расческа, зеркальце, помада, даже три штуки, упаковка салфеточек, надо полагать, это, чтобы эффектно промокать заплаканные глазки, записная книжка, крохотная, листочки в ней с золотым краем, флакончик духов, надо будет понюхать потом, изящный паркер, совсем новенький, пустая визитница, тоже новенькая, запечатанная еще. Ага, а вот и то, что не носят с собой в сумочках обычные девочки - толстая пачка денег, украинских и американских. Правильно, больше-то ничего и не нужно. Впрочем, нам с тобой, как дьяволам, даже и этого не нужно. Тебе непривычно просто.

Ты не умеешь еще пользоваться всеми прелестями своего положения.

Мы болтаемся по городу еще часа два. Тишина и спокойствие. Потом Ио заявляет, что голодна, возвращаться в гостиницу она не хочет, и обедать в гостиничном ресторане - тоже. Поэтому нам ничего не остается, как притормозить возле ближайшего приличного заведения. Кухню она предпочитает сегодня японскую. А быстро вы избаловались, за двенадцать-то лет.

Мы заходим в ресторан, заказываем, ждем. Потом обедаем, как белые люди. Я давно понял, что намного приятнее обедать среди людского общества, смаковать приготовленные человеческими руками блюда, а не пожирать эти самые руки в первозданном виде, в собственном, так сказать, соку. Я злюсь на них, на Ио и Фэриена, за то, что не посчитали нужным дать мне хотя бы общие сведения, за то, что такое простое предположение, что зверь вовсе не обязательно мрачный косматый мужик или истеричный прыщавый подросток, мне даже в голову не пришло. Ох, и сюрпризы вы мне преподносите, вымогатели! С другой стороны, и сам мог бы предположить подобное. Как в том анекдоте:

"- Поздравляю! У вас родился ребенок!

- Мальчик?

- Нет.

- А кто?"

С горя даже заказываю себе коньяк. Чужаки неодобрительно на меня смотрят, но я их взгляды игнорирую. Потому что я не школьник, с одной - двух рюмок не захмелею! Вообще не уверен, что смогу когда-либо опьянеть. Впрочем, по разливающемуся по моему телу теплу я понимаю, что, пожалуй, смогу и опьянеть... при желании... Меня немного попускает, Фэриен на это смотрит и тоже заказывает себе коньяк. Ну-ну, учись, мальчик. А что ты делал тут все эти двенадцать лет? Нет, постой, почему двенадцать? Все семнадцать, получается!

После трапезы я предоставляю им самим возможность разобраться со счетом, встаю и иду к машине. Вот и они, следом идут.

Куда едем? В гостиницу? Отдыхать? Вы в своем уме? Нам город прочесывать надо! А вот странно, почему зверь... да какая же она зверь... ладно, не знаю я еще, как ее теперь называть... почему она не уедет из города? Надо будет все-таки потребовать информации о том, где она росла, где осталась ее семья, и была ли у нее семья вообще.

Да как хотите, отдыхать, так отдыхать! Мы возвращаемся в номер. Ио отправляет меня в душ. Демонстративно ко мне принюхавшись. Я же бегал, как черт, по пыльному городу, конечно, вспотел. С каких это пор Люцифер озабочен тем, как он пахнет?

Никогда раньше я особо не зацикливался на сексе... зря, наверное. Если хотелось - брал, что было под рукой, но чаще не хотелось. Когда-то давно, когда еще был ангелом - считал секс занятием животным и грязным. Когда стал дьяволом и испробовал сам - только убедился в своей правоте. И в дальнейшем всегда был уверен, что секс - это тоже дьявольская по сути штука. А свое мнение я меняю очень редко. Сплошь и рядом дотягивался до своих жертв именно тогда, когда они занимались сексом, преимущественно садистским. Люди часто увлекаются, доводя игру до телесных повреждений.

Ио и Фэриен могут съесть меня живьем, затрахать до изнеможения, но поймать меня на этот крючок невозможно. Да, сладкие вы мои, мне было хорошо... и остатки моих комплексов и невинных табу остались где-то либо на полпути в спальню, либо в ванной, но шелковым это меня не сделает. Еще посмотрим, кто кого затрахает. И все же... все же... не ожидал такого от себя. Подобные эксперименты мне непривычны.

Как это современно, да? Дьявол - бисексуал. Ага, значит, я - бисексуал, Иисус - нормальный гетеро, а Господь Бог - вообще девственник. Это шутка, просто шутка, не надо так показательно оскорбляться, да и оскорбляйтесь, ради Бога, мне-то все равно, я давно предан всем возможным анафемам. Могу хоть собственным хвостом себя иметь, и мне никто не указ.

- О чем задумался? - Ио мнет мои напрягшиеся плечи.

- Хочешь еще? - Фэриен проводит ладонью по моему бедру.

- Не сейчас, - резко сажусь, да что там сажусь, я вскакиваю потревоженным барсом:

- Она здесь!

Фэриен смотрит на меня недоуменно:

- Ты что так волнуешься, малыш? Все будет хорошо.

Стоя перед ними голышом, поднимаю вверх руки, ладонями к ним, привлекая их внимание:

- Давайте не будем думать, что на меня так действует секс де труа, - и потом говорю четко и как можно яснее, - ваша зверушка здесь, в гостинице.

Я еще не определился, как ее называть. Мне нравится, как округляются их глаза.

- В лифте, - уточняю я, смотрю задумчиво в потолок, и добавляю, - уже на нашем этаже.

Они вскакивают, как ошпаренные, путаются в своих халатиках. Я спокойно надеваю джинсы, слышу деликатный стук в дверь и иду открывать. С какими целями ты явилась сюда, детка? Зверушка, дьяволица, чертовка? Может, нам прямо сейчас и удастся поговорить? Или ты хочешь разнести по кирпичику все здание? Так его недавно отремонтировали, жалко не будет?

Я иду медленно, мне торопиться некуда, там за моей спиной двое извращенцев еще не приняли пристойные позы. Открываю дверь.

Вот она, красотка. Ну ничего себе! Какие мы независимые!

Девушка, совсем юная девчонка, черные волосы текут гладкой волной, переливаются по точеным плечам, карие глазищи на пол-лица, совсем темные, едва видно разницу между радужкой и зрачком, ресницы бархатные, как крылья бабочки-махаона, яркие губы, не пухлые, не бантиком, но чувственные настолько, что на них можно смотреть хоть два часа и балдеть только от одного их контура. И кожа - гладкая, матовая, ровная и невинная, будто под нею вовсе не бродит сумасшествие. Фигурка - хрупкая и вызывающая, до дрожи в телах всех встреченных мужиков. И, конечно, на ней надето все черное, она в образе, только хлыста в руках не хватает. Ну, еще изящных рожек на гордо поднятой головке.