Аннэ Фрейтаг - Счастье рядом

Когда я поднимаю глаза, вижу стоящую вокруг нас толпу людей, другие бегут к машинам, третьи закрывают глаза своим детям. Я сижу на коленях среди этих людей в луже крови Тессы и хочу побыстрее проснуться, выбраться из этого кошмара.

– Переверни ее на бок!

Я поднимаю голову и вижу угловатое лицо мужчины с глазами серо-стального цвета и глубокими морщинами. Я хочу сделать то, что он говорит, но не могу пошевелиться.

– Давай, мальчик мой, поверни ее на бок, иначе она захлебнется собственной кровью! – Он хватает Тесс, убирает свитер от ее лица и поворачивает ее на бок. – Что с ней? Ты знаешь? – Я не могу ничего ответить. – С ней такое уже случалось?

Я замер, уставившись на свои руки. Они утопают в ее крови. Кровь прилипает к моей коже и одежде. Она повсюду. Рядом с моими коленями лежит коктейльный зонтик. Тонкая бумага пропиталась кровью насквозь. Мне плохо. Перед глазами рябит, а в животе все сжимается. Лицо Тесс плывет перед глазами. Она смотрит на меня. И этот взгляд, кажется, подавляет панику. Возвращаются шум и голоса визжащих детей.

– Я не знаю, – отвечаю я, и мой голос надламывается. – Но она… она смертельно больна. Ей срочно нужно в больницу.

– Я уже вызвал «Скорую», – он смотрит на меня. – Она прибудет с минуты на минуту.

– Что я могу сделать? – спрашиваю я.

– Оставаться с ней, – отвечает он.

Я ложусь рядом с ней и беру ее за руку, которая безжизненно лежит в луже крови на асфальте. Тесса выглядит так, будто в любую секунду уйдет из жизни. У нее стеклянные глаза, а кожа настолько бледная, что кажется прозрачной.

– Креветка? – я глажу ее лоб. – Ты должна держаться, – я откашливаюсь. – Пожалуйста, Тесс… ты… ты не можешь умереть… не здесь. – Мой взгляд падает на ее сонную артерию и слабый пульс. – Я думал, у нас есть пара недель, – всхлипывая, шепчу я и целую ее руку. – Пожалуйста… я… я не могу тебя отпустить…

Ее глаза наполняются слезами, а подбородок дрожит. Я не хочу прощаться, все во мне противится, но, кажется, мне остается лишь принять этот факт. Все-таки сейчас.

– Тесс? – Она вяло моргает. – Я люблю тебя. – Слезы стекают по моему лицу. Одна за другой. – Ты даже не представляешь, как сильно. – Я сжимаю губы. – Пожалуйста, Креветка, держись…

Но она не держится. И в тот момент, когда я наконец-то слышу звук сирен, блеск в ее глазах пропадает и они закатываются.

В горле пересохло, глаза жжет. « Я не могу тебя отпустить» . Я пытаюсь сфокусировать взгляд в очень ярком свете. Пахнет дезинфектором, и постоянное пищание встречает меня подобно старому другу. Я с усилием сглатываю слюну. Все расплывается. Я слышу обеспокоенные голоса, вижу лица, склонившиеся надо мной, чувствую руки, держащие меня. « Креветка, держись» .

Что случилось? Оскар… Где Оскар?

Я писала письмо. Я сидела под зонтиком и слушала песню «In Your Fur» группы Teleman. Потом я подняла взгляд и точно помню, как увидела Оскара. Я улыбнулась и встала. Солнце палило. Я хотела подойти к Оскару, поцеловать его и позавтракать вместе. У меня в руках был большой стакан холодного чая и шоколадные рогалики в маленьком целлофановом пакете. Я пошла к нему. Но не дошла.

Я слышу свое имя. Снова и снова.

– Тесса, дорогая, ты меня слышишь?

Мне знаком этот голос. Он знаком мне с рождения. Я зажмуриваю глаза и моргаю, а потом распознаю лицо мамы. Я вижу слезы и улыбку на ее лице. Чувствую, как она нежно целует меня в лоб и проводит рукой по волосам. Я немного поворачиваю голову. Рядом с ней стоит отец. Его лицо я вижу размыто, но мне удается разглядеть его красные, опухшие глаза. Папа никогда не плакал. Когда была маленькой, я думала, что он вообще не умеет плакать. Я думала, только женщины плачут. Он сжимает мою руку. Он сжимает ее так крепко. Будто боится, что кто-нибудь заберет меня от него. Мои глаза находят Лариссу. Крупные слезы стекают по ее лицу. Ее обычно упрямое лицо выглядит грустным, даже немного милым. Ее ноздри дрожат, а подбородок трясется. На ее шее висит маленький кружок, который будет объединять нас всегда. Они получили мои письма. Они прочитали их. Теперь они знают то, о чем я не решалась сказать. Знают, как сильно я их люблю. Я смотрю на их лица, то на одно, то на другое. Я безмерно благодарна смерти, что могу увидеть их в последний раз.

Ларисса наклоняется ко мне. Ее глаза так близко, когда она шепчет:

– Я люблю тебя, Тесса.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в легкой улыбке и как мой мозг медленно отключается. Перед глазами всплывают воспоминания. Ларисса, когда она была еще совсем малышкой, радость отца, когда он показал нам новую машину, и как мама плавала в бассейне. Я вспоминаю тот единственный раз, когда мы все вчетвером поехали в отпуск на Северное море, построили там замок из песка и украсили его теми сокровищами, которые Ларисса отправляла мне в комнату на подъемнике. Я вспоминаю запах нашего дома, кондиционера для белья и запах моей одежды. Я вспоминаю о том, что почувствовала, когда открыла письмо из Оксфорда. Я вижу, как отец заходит на кухню и обнимает мать, вижу сочинение Лариссы в своих руках. Слова, которые я должна была прочитать перед смертью. Я утопаю в многочисленных совместных с Оскаром фотографиях. Я вижу нас на причале и под стеклянным куполом в Милане. Вижу, как Оскар катит меня в продуктовой тележке по Соборной площади, чувствую ветер, обдувающий лицо, вижу голубей, взлетающих в небо. Я вижу, как смотрю в полные тайн глаза Оскара и наконец говорю ему, что люблю. Я вижу, как мы прогуливаемся по Флоренции, слышу звуки пианино и чувствую поцелуй. Я вижу нас в Риме, вижу, как мы сидим рядом друг с другом на дереве, наш замочек и надпись «Тескар» на нем, вижу, как разбегаюсь и бросаю ключ в воду. Вижу лицо Оскара, его глаза и улыбку. Я чувствую все, что чувствовала рядом с ним. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый взгляд. Я чувствую его рядом со мной, во мне, вижу нас в море, под звездным небом. Я слышу музыку, что направлялась в нашу сторону по воде из машины. Джефф Бакли. Да, это была идеальная песня для того момента.

Я бегу. Бегу так быстро, как только могу. Я не думаю о том, что моя машина стоит в неположенном месте, или о том, что не спал уже несколько дней. И не о выражении лица Моритца, когда уехал от него. Я больше не думаю о больнице в Италии и об обратной дороге. Все, о чем я думаю, – это звонок Лариссы и ее слова: «Она пришла в себя». Я огромными шагами пробегаю по коридору, подошвы кроссовок скрипят на гладком полу. Мой пульс запредельный, я задыхаюсь, а сердце колотится под ребрами. Она пришла в себя! Я несусь вверх по ступенькам. Первый этаж, второй, третий. Потом по длинному коридору. Кажется, он бесконечный. Наконец, я останавливаюсь возле триста семнадцатой палаты. Я на секунду опираюсь на колено, пытаюсь восстановить дыхание, а затем открываю дверь. Там лежит она.