Наталия Экономцева - Точка Женщины

— Кстати, — улыбается Рыжая, через две недели вручая спортсмену билет и полис медицинского страхования, — я и сама поеду по тому же маршруту. Рекламный тур…

— Вот и ладненько! — радуется тот. — Не заскучаем!

Они встречаются в аэропорту, вместе проходят таможню и сдают багаж. Вот там-то Рыжая цепляется ногой за ремень сумки, взмахивает руками, падает и ломает левую ногу. И пока ее, рыдающую и уверяющую, что она вполне может сесть в самолет, увозят на каталке, спортсмен в одиночестве проходит паспортный контроль и направляется на посадку. Лежа в ожидании «скорой помощи» на жесткой кровати медпункта, Рыжая видит в окне взлетное поле и огромный белый самолет, который уносит спортсмена и его багаж навстречу Андам и молчаливому проводнику.

Когда Рыжая выходит из воды, у нее довольно ощутимо дрожат руки и ноги. И дело уже не в том, что ей скоро двадцать пять, а в том, что на этот раз она действительно плавала почти полтора часа, практически не останавливаясь. Она с трудом вываливается на берег, забирает свое полотенце и уходит. Вода не становится спокойнее, но сегодня Рыжая хотя бы не рыдала, и на том спасибо. Постепенно сгущаются сумерки, но река по-прежнему бурлит. Из такой реки бежать бы восвояси, да ведь нельзя… Иногда мне кажется, что ни души, ни памяти у водяницы нет как раз для того, чтобы она не сбежала из своей воды и хоть как-то сглаживала настроения последней. Тоска зеленая…

Но если уж на то пошло, то я ведь давно собиралась высунуть из воды сразу две лапы. Я это сделаю сегодня. Прямо сейчас. Лучшего случая и придумать невозможно. Я подплываю к берегу, сначала аккуратно нащупываю землю одной лапой, потом медленно вытаскиваю из воды вторую. Чувствую траву, очень мягкую и теплую, ведь на берегу гораздо теплее, чем в воде. Попадаются камушки и еще что-то удивительное, кажется, шишка. Если подтолкнуть ее лапой к воде, то потом можно будет спокойно рассмотреть. Сейчас рассматривать не получится: голову-то я на всякий случай все равно держу в воде. Я начинаю подталкивать шишку, и вдруг…

— Эй, ты там купаешься или тонешь?

От неожиданности я поднимаю голову высоко из воды и понимаю, что единственное место, которое сейчас объединяет меня с рекой, — это мой живот. В панике я сую голову обратно в воду и прячу лапы, поднимая фонтан брызг. Спокойно, все в порядке. Моя память со мной, ничего не случилось. Я перевожу дыхание и всплываю на поверхность.

— Ну наконец-то! А то я уже собрался прыгать за тобой в воду! Разве интересно нырять в такой темноте? Ничего же не видно.

Лунная ночь, мужчина на берегу — это именно то, что сейчас нужно мне и воде. Еще один глубокий вдох. И еще один. Все, что мне надо сделать, — это как следует его позвать, и тогда… Только через несколько мгновений мне в голову приходит очень странная мысль: он увидел меня в воде! Увидел сам, хотя я совсем не собиралась показываться ему на глаза. Я никогда не слышала о том, чтобы человек мог увидеть водяницу, если она сама этого не захочет. И тем более ее напугать. Хотя и о водяницах, которые высовывают лапы на берег, я тоже не слышала… Может быть, я действительно слишком сильно высунулась из воды и память уже не та, что раньше?

Я встряхиваю головой, и мокрые кудряшки разлетаются в стороны. Раз уж он меня увидел, пусть полюбуется.

— А ты что же, теперь прыгать передумал?

На фоне темнеющего неба он выглядит как высокая стройная тень. Лица не видно. Собственной памяти у меня нет, но почему-то этот силуэт кажется мне знакомым. Как будто я видела его раньше, вот только где? Я прикрываю глаза и жду, когда вода мне подскажет… Вода не подсказывает. Что ж, бывает и такое, значит, то, о чем я забыла, не так уже важно. Большинство купальщиков приходят сюда много раз подряд. Место тут не особенно людное, но если кто-то полюбил купаться именно здесь, где река с обеих сторон окружена тенистыми деревьями, а течение такое быстрое, что вода в любую погоду кажется ледяной, то будет приходить снова и снова. Может быть, они чувствуют присутствие волшебства. А может, просто отдают дань привычкам. Не исключено, что этот мужчина бывает здесь часто. Просто при свете дня я не удосужилась его как следует разглядеть. Водяница не обязана разглядывать каждого мужчину, который входит в воду. В конце концов их много, а я одна. Он не торопясь усаживается на берег и задумчиво отвечает:

— Сам удивляюсь! Я целый день мечтал о том, чтобы искупаться. Специально из Москвы приехал, от машины чуть ли не бегом бежал. А сейчас понимаю, что купаться не хочу. Вот не хочу — и все тут! Странно, да?

— Ничего странного, — говорю я, но больше даже не ему, а самой себе. Так видел он мои лапы или нет? Если видел, почему не убегает? А если не видел, почему не идет в воду?

— А ты уже давно купаешься? Наверное, замерзла, да?

— Я в воде не мерзну.

— Брось, в воде мерзнут все, — говорит он, и его интонация тоже кажется мне смутно знакомой.

— Я — нет.

В сумерках вспыхивает яркий огонек фонарика. Оказавшись на свету, я как можно скорее кусаю губы. Он внимательно смотрит на меня, а потом начинает изучать берег. Оглядывает его, сантиметр за сантиметром, как будто что-то ищет.

— Слушай, — наконец говорит он, и его голос мне очень не нравится, — а где твоя одежда?

— На том берегу, — беззаботно вру я. Водяницам врать не возбраняется.

— Так там же лес! С той стороны нельзя подъехать!

— А я пешком пришла.

— Откуда? На той стороне до самой близкой деревни километров десять!

— А я люблю пешком ходить.

— И обратно пойдешь? Сейчас? В темноте через лес? Где твоя машина? Или велосипед? — его голос становится все более напряженным.

— У меня нет ни машины, ни велосипеда, — совершенно честно признаюсь я. — А в том, чтобы ходить в темноте через лес, нет ничего сложного. Если точно знаешь, куда хочешь прийти, конечно. Вот если не знаешь, то запросто дашь сбить себя с пути…

— И ты не боишься? — тихо спрашивает он.

Я качаю головой. Ночью в реке есть только одно важное правило: не бойся самого страшного. Умение не бояться самого страшного спасало многих, приходивших на этот берег до него, и, наверное, спасет многих после. Но ему незачем знать об этом. Я тихонько смеюсь.

Мужчина поднимается, выключает фонарик, чертыхается и снова включает.

— Знаешь, я пожалуй пойду…

— Да? Уже?

Он не отвечает. Он уходит очень быстро и несколько раз оглядывается, как будто проверяя, не бегу ли я за ним. Все-таки напугала! Даже без помощи воды! Его страх не был ни леденящим, ни смертельным. Он был скорее разумным, ну и что же? Водянице любой страх хорош. Особенно после того, что уже три дня подряд тут устраивает Рыжая. Я ложусь на спину и чувствую, как его страх, остывая, медленно спускается из воздуха в воду. Он накрывает меня, как будто засыпает первым снежком. Вода вздрагивает, покрывается мелкой рябью, и у меня по спине бегут сотни маленьких юрких мурашек. Я закусываю губу, чтобы не застонать от наслаждения. И нечего усмехаться. У каждого свои удовольствия.