Керриган Берн - Герцог с татуировкой дракона

Возможно, даже более.

– Я знаю, что мы редко об этом говорим, но вы задумывались, что значил для вас этот дракон?

– Иногда, – загадочно ответил Эш. Все, о чем он мог подумать, рождало неприятные ассоциации. Армейская служба? Нет, скорее шайка воров или иных преступников. Больше всего сбивали с толку неполные буквы. Над драконом буквы R-A-E , а под драконом – U-A-E . Целые слова оказались съедены щелочью.

Попытка разобраться в этом сводила его с ума, а потому татуировку, как и все остальное, Эш оставил прошлому.

– Вас не занимает, кем вы работали раньше… Я имею в виду до того, как я вас нашла?

– Часто, – ответил Эш, хотя, если честно признаться, больше времени он потратил на размышления о том, какой враг мог избить его до полусмерти, а не о том, чем он зарабатывал на жизнь.

– Вы могли работать под землей, – предположила Лорелея. – Вы слишком бледны, чтобы видеть много солнца, но ваше… телосложение предполагает занятия тяжелым физическим трудом.

– Это вас смущает?

– Нисколько. Вы – совершенство. – Она поднесла к персиковым щекам ладонь, пряча застенчивую улыбку. – Я имею в виду… я думаю, ваша сила помогла вам пройти через страшные испытания. И я очень благодарна ей за это.

Ее комплимент согрел его.

– Я тоже. Какое-то время я боялся, что никогда не встану с этой кровати.

– Как я всегда говорю, между «сейчас» и «никогда» многое может случиться.

– Разумеется.

На это он и рассчитывал.

Когда они возвращались на широкие лужайки в Саутборн-Гроув, из залива наползал морской туман, скрывавший величественные белые колонны усадьбы.

Вдруг Лорелея резко остановилась, закружив Эша на месте, пока он с ней не столкнулся. Тревожная складка легла на ее обласканный солнцем лоб, и Эш, вместо того чтобы ее разгладить, как ему очень хотелось, завел ей за ухо несколько завитков. Непослушные прядки выбились назад и легли ей на виски.

– Эш, а если вам не понравится на литейном заводе или в шахтах? Как вы думаете, вы сможете уйти?

– Уйти? – озадаченно спросил он. – Куда мне уходить?

– Если вы можете ходить, значит, можете и убежать. И если вам удастся убежать… тогда… тогда вы сможете уйти, куда захотите. Убежать от Мортимера.

– Я ни от кого не убегаю. – «И от Мортимера Везерстока в последнюю очередь». – Мой дом здесь.

«С вами», – одними губами добавил Эш.

Но Лорелея устремилась вперед, будто не слышала пламенного окончания его фразы.

– Предположим, вы захотите встретиться с вашим прошлым? С вашей семьей?

– Не знаю. У меня такое чувство, что в прошлом у меня нет ничего ценного. Может… только вам я могу открыть причину, или нет… – Он сглотнул, не в силах одолеть съедавший его страх.

– Или нет?

Лорелея подошла к нему, провела ладонями по его спине и прижалась щекой к его груди.

Эш привык к ее внезапным любовным жестам. Настолько же невинным, насколько и недопустимым в обществе, и он страстно желал их. На самом деле, только ее прикосновения он не отвергал.

– Не хотите меня обнять… из уважения, то есть.

Он обнял ее так, словно искал убежища, примяв подбородком ее волосы.

– Я явственно ощущаю, что ни с кем из прошлого мне знаться не стоит.

– Сейчас стоит знаться с вами. Вы достойны всего.

Эш едва сдержался, чтобы не прижать ее к себе изо всех сил. Продолжать обнимать ее нежно, почтительно. Возможно, здесь, в тумане, и есть рай. Легкий ветерок вокруг них играл клубами облаков. Возможно, в этот колдовской миг перестало существовать время. Как и любая из тысячи причин, по которым он не должен ее любить. Но полюбил.

Он любил ее так сильно, что готов был ради нее убить.

– Я буду скучать без вас. – Лорелея посмотрела на его лицо, голубые глаза горели любовью. Ее милые губки скривились в мрачной задумчивости.

Каждая его жилка, казалось, таяла от ее близости, их объятия возбуждали желания – от самых невинных до… каких-то еще.

– Лорелея, вы когда-нибудь целовались?

Задумчивое выражение сползло с ее лица, сменившись озадаченным.

– Нет. А вы?

– …не знаю.

Ему и не хотелось знать.

Она поморщилась.

– Разумеется. Разумеется, не знаете. Что за глупый вопрос. Я постоянно выставляю себя на посмешище…

Эш прервал эту тираду, прильнув к ее губам в поцелуе.

Его рот медлил, а не требовал. Касался и пробовал. Смаковал. Эш не осмеливался коснуться ее языком, зубами или как-то еще, хотя страстно желал этого.

Он обнимал любимую девушку. И это осознание заставляло его быть бережным.

Потому что именно такова Лорелея. Девушка .

Он больше не мальчик. Чувствами, желаниями. Голодом. Жаром. Он мужчина, мужчина, который удовлетворяет свои потребности с женщиной . Не с девушкой.

Лорелея вцепилась в него, ее бесхитростный выдох вдохнул в него жизнь. Ее ответ был одновременно робким и пьянящим. Обещанием чего-то большего. Этот поцелуй был обещанием того, что расцветет между ними. Увертюра к симфонии страстного желания, которую он со временем сочинит.

«Я люблю вас». Признание было готово сорваться с губ, не отрывавшихся от ее рта. Однако произнести это Эш мог, только совершив свое злодеяние. И только после того, как Лорелея перестанет скорбеть по брату, каким бы тот ни был.

И если после смерти за этот поступок его ждет ад… Эш не против, если ему суждено прожить целую жизнь на небесах ее любви.

Земля задрожала от стука приближающихся копыт, разлучая их.

Лорелея прижала дрожащие пальцы к своим приоткрытым губам. Ее взгляд выдавал откровение, словно шепча что-то не столь ангельское, как обычно. Что-то более плотское.

«Я люблю вас». Слова эти пока так и не сорвались с его губ.

Внезапно выражение лица Лорелеи изменилось – оно выражало необъяснимое беспокойство или даже страх.

– Не уезжайте, – прошептала она.

– Я должен, – задыхаясь и изо всех сил пытаясь восстановить дыхание, проговорил Эш.

– Но вы вернетесь?

– Я же сказал вам, что вернусь. – Он страстно схватил ее за руку. – Лорелея. В этом мире есть только два неоспоримых факта: солнце садится на западе, и я за вами приду. Непременно.

– Просто у меня такое чувство…

Из тумана, едва не сбив их обоих своим конем, вылетел Мортимер. В руке у него были поводья лошади, на которой Эшу предстояло скакать в Хейбридж.

Явно довольный тем, что испортил им момент, Мортимер глумливо улыбнулся сестре.

– Сегодня ты выпустишь двух домашних зверушек, Утка.

– Завтра вы оба вернетесь, – сказала она, словно успокаивая себя.

– Побыстрее, – поторопил Мортимер. – Я бы не хотел опоздать на эту встречу.

Эш поймал брошенные ему поводья. Он будто физически ощущал недовольство из-за присутствия человека, окруженного ореолом глумления и страха.