Пол Райзин - Водка + мартини

Он немного постарел, немного располнел, но узнать его можно сразу. И когда он поднимает на меня глаза, отрываясь от спортивного раздела «Дейли миррор», и рычит «Черт побери, кого я вижу!», я с удовлетворением убеждаюсь в том, что у него действительно очень большие зубы. Соломенные волосы, которые он когда-то сам подстригал себе кухонными ножницами, теперь уложены так, будто передо мной совсем другой человек. И одевается он тоже, я бы сказал, не в секонд-хэнде, хотя, в общем, как обычный мужик из Би-би-си (на экране не появляется, и должность не так чтобы очень), то есть с точки зрения моды, грубо говоря, мало чем отличается от безработного.

По телефону Дэйв рассказал мне, как он попал на Би-би-си. Еще в Бирмингеме, лет десять тому назад, как-то подгреб в филиал этой компании, кому-то там показался, они посчитали, что он вполне сможет принести пользу, и с тех пор ни разу не попросили его покинуть помещение. Он тихо-мирно продолжал трудиться в отделе хроники центральных графств — «Это тебе не ракетная промышленность, верно я говорю, а, Майкл?» — пока в прошлом месяце как-то после обеда не настрочил заявление на должность редактора новой и очень содержательной программы о футболе и футбольных болельщиках «Командный дух», посвященной таким проблемам, как честь, верность и доверие. Дэйв был совершенно потрясен, когда узнал, что его взяли, даже сказали, что остальные кандидаты ему и в подметки не годятся. Ровно две недели назад, в лучших традициях Би-би-си, кто-то там наверху решил, что вообще-то им не нужен никакой футбол с его болельщиками, а давайте-ка, мол, лучше сделаем программу «про их сраное отношение к проблемам сраной смерти и сраного процесса умирания», как он сам выразился.

В своем новом офисе Дэйв сидит всего одну неделю. У него тут есть стол, календарь, компьютер и телевизор.

— Так что, если хочешь, приходи ко мне и выпускай это чертово шоу про смерть, я только скажу «добро пожаловать», — добродушно говорит он.

— И как ты себе представляешь это шоу?

— И сам не знаю. Что-нибудь попроще. Я так думаю, нас вполне устроит группа каких-нибудь говорливых мудаков, пускай сидят себе за столом и чешут языками. Да и вообще, это не важно. Пойдет она так поздно, что никто и смотреть-то не будет.

Я мысленно возвращаюсь в прошлое, в восьмидесятые. Мы сидим в комнате в Корлтон-кам-Харди. Время послеобеденное. Дэйв и его безумный приятель-валлиец Дилан забивают косячки. Дилан, в чем мать родила, прижимает коленями к животу обложку какой-то пластинки, пальцы работают как бешеные: он крошит зелье, сворачивает косяк, лижет, склеивает, странный то ли гогот, то ли клекот доносится из-под завесы волос, скрывающей его лицо. Он действует, как всегда, неистово. Дэйв занят тем же. Но в его движениях сквозит какая-то лень. Не заимствованная, не нарочитая, а настоящая — лень как проявление духа. А потом все идет как надо: сигаретки пылают как фонари, потрескивая и разбрасывая искры, когда в огне лопается семечко. Дилан что-то лепечет и смеется, и время от времени исчезает в облаке собственного марихуанового дыма; Дэйв, вжимаясь все глубже в полуразвалившееся кресло, выставил длинные ноги, закинув одну на другую. Находящиеся на улице машины, пешеходы и Корлтонская библиотека подтверждают, что в 1984 году Манчестер живет по своему обычному расписанию. Здесь же время остановилось.

— А что твой дружок Дилан, что с ним случилось? — спрашиваю я Дэйва Уайта.

— Дилан? — Дэйв улыбается. — Он теперь работает водопроводчиком. Женился, очень счастлив. У него с Франсез двое прелестных детей, я был шафером на их свадьбе.

— Водопроводчиком? Но ведь он же был философ, он торчал от философии! Я помню, он ни о чем не думал, кроме всяких там проблем человеческого существования, вечно спорил с пеной у рта и все такое.

— Нет, потом пошел и выучился на водопроводчика. Он говорит, всегда знаешь, где находишься, если у тебя есть вода.

В коридоре по дороге к лифту меня вдруг осеняет. Я разворачиваюсь и иду обратно в кабинет к Дэйву, сую голову в дверь.

— Я придумал название для нашего шоу.

— Ну-ну?

— «Разминка перед смертью».

— Неплохо. — Он пишет крупными буквами «РАЗМИНКА ПЕРЕД СМЕРТЬЮ» на бумажке и приклеивает ее к стене рядом с календарем. — Тебе позвонят насчет договора. Не думаю, что будут какие-нибудь проблемы с деньгами. — И снова погружается в чтение последних страниц «Дейли Миррор».

Ясмин явно не прыгает от радости, когда слышит в трубке мой голос. Она за своим рабочим столом. За ее спиной я слышу веселый шум телекомпании «Бельведер».

— Я просто звоню, чтобы сказать, что мы с тобой провели замечательный день. И вечер.

— Да, хороший, — отвечает она.

Хороший? Хорошим может быть свитер, который мама тебе связала в подарок на Рождество. Хорошим может быть какое-нибудь дерьмовое печенье. Но только не безумные часы любви, когда сходишь с ума так, что… в общем, понятно.

— Ну да. Я хочу сказать… что было очень… Ты просто такая… особенная.

— Ты очень милый, Майкл, спасибо тебе.

Что-о? А разве я не особенный?

— Я вот что подумал, может, ты захочешь сходить куда-нибудь на недельке, пообедать. На этот раз мы не забудем чего-нибудь съесть… — А потом опять к тебе, и…

— Вообще-то на этой неделе вряд ли получится.

— Да-а? — Ну тогда давай, послушаем, какие тому тебя вшивые отговорки, выкладывай.

— Да, на самом деле вряд ли.

Дай-ка подумать. Сегодня встречаешься с подружкой. Завтра еще одна подружка напросилась на обед после работы. Послезавтра секция йоги или таэквандо. А на следующий день какое-нибудь чертово собрание, которое ты никогда не пропускаешь, не так ли, а потом какой-нибудь девичник у какой-нибудь дуры по имени Шерил… о боже, дай мне силы.

— А как насчет выходных? Может, еще сыграем в теннис? Я хочу получить реванш.

— Тоже, боюсь, не выйдет.

Не вешай ты мне лапшу на уши. Ты просто решила в конце концов выскочить замуж за своего Ника.

— Жаль.

— Понимаю.

— Послушай, когда обнаружишь дырку в своем напряженном общественном графике, позвони, ладно?

— Майкл, перестань.

— Что перестать?

— Язвить. Тебе не идет.

— Что ты говоришь? И что же тогда мне идет? Ирония? Пафос? Пошлость? Хотя смотря что подразумевать под пошлостью.

— Послушай, если ты собираешься со мной ругаться, то лучше прекратить разговор. Поговорим в другой раз.

— Я вовсе и не думаю ругаться. Я просто хочу… видеть тебя, вот и все.

Пауза. Слышно, как щелкает зажигалка.

— Может, на следующей неделе?

— Отлично. Когда ты свободна?

— Ну, я точно помню, что меня не будет дома в понедельник и во вторник. И в среду. Ой, и в четверг.

— Значит, в пятницу.