Линда Йонненберг - В постели с Хабенским

Перечитала письмо — сумбурно, путано, но все — правда. Уж не знаю, как тебе покажутся мои признания, но попыталась рассказать о том, как я к тебе отношусь и какие чувства испытываю к тебе. Прости, если что не так.

На моем компьютере сейчас звучит романс Е.Фроловой. Он один из моих любимых. Ужас какой! Зато вот тебе наконец-то не скучно, дорогуша! — (Комментарий Урсуса)

Твоя Катюша

Знаете, в чем разница между красивой жизнью и обычной жизнью? Красивая жизнь быстро надоедает.

Кэт перекормила нас с Зухус любовью, как пирожными. К тому же пирожные были не первой свежести: фанатская любовь на настоящую не очень-то похожа.

У нас с Кэт (как, собственно, и у Почеренкова с Кэт) не было ничего общего. Мы не поняли бы друг друга, даже если бы захотели. Нам с Зухус не оставалось ничего другого, кроме как замолчать. Кэт — взрослая девушка. Пусть поймет все сама.

Зухус очень любит все на себя выливать, на одежду, в смысле. Особенно темные напитки. Кто ее этому научил, непонятно.

Иногда Урсусу Благородному, то есть мне, присылали письма подруги моей возлюбленной.

Здравствуйте Урсус и Зухус.

Заранее извиняюсь, что пишу это письмо, но мне просто больно смотреть на близкого мне человека. Думаю, вы это поймете! Однако попрошу вас ничего не говорить об этом письме моей подруге и тем более что-то у нее спрашивать.

Не знаю, что все это значило для вас и к чему вся эта заварушка, но ваша игра зашла слишком далеко. За время общения с вами Кэт менялась и менялась в лучшую сторону. А сейчас, от постоянного волнения и ожидания, на ней лица нет. Она держит слово перед Урсусом, а мне обидно за нее, потому что я не уверена в нем. Она доверилась человеку, с которым ни разу не общалась в реальной жизни, а он даже не может сообщить, все ли с ним в порядке. А она ждет, не ест, не спит. Время ожидания увеличивается, а результат нулевой.

Кэт — прекрасный сильный человек, но в то же время она очень хрупкая и ранимая. Я видела ее с разных сторон, и можете мне поверить, знаю ее лучше, чем вы.

Урсус, она поймет все, только позвони или напиши.

Мы знаем, что значит нет времени, но еще мы знаем, что такое ответственность.

Очень надеюсь, что вы поймете меня правильно.

Ти

P.S.

Приблизительно в конце 2001 года, находясь в легком алкогольном опьянении (а была я в нем уже дней этак пять), я решила зайти к Петровичу. Александр Петрович служит старшим администратором Театра Ленсовета и по сей день. С виду Петрович — тишайшее и скромнейшее существо. Но по своей сути он необычайно вспыльчив, амбициозен, как и многие неудачники, сварлив, склочен и обожает сплетни. А так милейший человек. Я зашла в магазинчик напротив и купила коньяку — этот напиток Петрович, как и я, весьма и весьма уважает. В театре уже началось второе действие, я постучалась в администраторскую и помахала перед носом Петровича пакетиком с веселящим напитком. Конечно, он отказывался, но… Женщины. Они могут все! К концу второго акта мы оба были очень довольны жизнью. Особенно я. Ведь Петрович не сможет себе позволить пить коньяк пять дней. Послышались шаги первых зрителей, покидающих театр. И тут мне в голову пришла колоссальная идея! Взять автограф! Я же никогда не брала автографы! Ни у кого.

— Александр Петрович, — ласково сказала я заплетающимся языком, — я возьму автограф?

— У меня? — удивился Петрович.

— Нет, у Консссантина, тьфу, у Хабенского вашего.

— А ты никода не б-брала? — поразился Петрович.

Я отрицательно помотала пьяной веселой головой.

— Так давай, б-бери, на каком плакате больше хочешь? На «Калигуле» или на «Братце кролике»?

— На «Братце».

Петрович скатал нужный плакат в трубочку и велел идти за автографом и без него не возвращаться.

Я тихо поскреблась в гримерку и вошла. Константин Хабенский был уже одет и, видимо, готовился уходить.

— П-привет, — сказала я.

— Приветик, — отозвался Хабенский.

И тут, к своему вечному стыду, я кинулась к ничего не понимающему актеру в объятья, нежно дыша на него пятидневным коньячным перегаром и целуя во все места, которые попадались под руку. Вернее, под губы.

— Тихо-тихо-тихо-тихо, — сказал Хабенский, отступая к стене.

— Коссстенька, как я тебя люблю! — сказала я. — Напиши, вот здесь, — я криво развернула плакат, — автограф.

— Автограф? — недоверчиво спросил актер, стоя от меня и плаката на безопасном расстоянии.

— Да, а что, не дашь?

Костя засмеялся, положил плакат на стол и долго-долго что-то там писал черным маркером. Что — не скажу. Плакат у меня украли.

Добрый день!

Не могу понять вашего молчания, наверное, я все-таки не так умна, как вы мне говорили. Может быть, я сделала неверные выводы, не знаю. Мне ведь даже особо посоветоваться не с кем, а ошибки делают все, даже такие умные и сильные девушки, как я. Но никогда не считала, что молчание — лучший способ решения вопросов. Лучше что-то сделать и пожалеть об этом, чем жалеть о том, что мог бы сделать, но по каким-то причинам не сделал. Поэтому я вам пишу… Сразу признаюсь, я очень устала ждать и надеяться сама не знаю на что и на кого, поэтому я просто тихо исчезаю, как и подобает волшебной девочке. Не люблю приносить проблемы людям, к которым я хорошо отношусь, и быть им в тягость. К тому же я знаю себе цену и заслуживаю лучшего отношения (все женщины одинаковые), по крайней мере, уважения я точно стою. Очень больно, когда о тебе забывают, а ты даже не понимаешь почему.

В общем, я ухожу в сторону. Без скандалов, лишних обид и ссор. Спасибо, что подарили мне сказку, я опять поверила чудесам, и они снова вернулись в мою жизнь. Спасибо за чудесное общение, за июльское тепло, за открытки и письма, за то, что благодаря вам (вернее, тебе, Медведь) я поняла, что хочу от этой жизни, за то, что отучили гонять по ночному Питеру. Говорю, что исчезаю, не для того, чтобы кто-нибудь за мной кинулся со словами: «Постой! Не уходи!» — да и кинуться особо некуда. У меня теперь новый номер телефона (я ведь, дура, до сих пор вздрагивала от всех SMS), я поменяла адрес своего сайта, на сайте КХ буду появляться очень редко, если со временем совсем не испарюсь оттуда, и на e-mail отвечать не буду.