Линда Йонненберг - В постели с Хабенским

Костя (в шоке). Николь?

Олег (в шоке). Николь?

Михаил (в шоке). Николь?

Смотрят друг на друга, окружают Егора, он не замечает странности их поведения.

Егор. Ничего! Я сказал ничего! И не звони мне больше! И в театре меня караулить не надо! И следить за мной не надо! Все, Николь, все! Не надо плакать, ты меня этим не разжалобишь. Так. Я выключаю телефон. Завтра номер сменю. Да задолбала ты меня! Поняла?! Задолбала!!!

Выключает телефон, в недоумении смотрит на Костю, Олега и Михаила, которые стоят буквально с отвисшей челюстью.

Егор. Что? Ребят, вы что?

Костя. Кто это был, Егор? С кем ты сейчас разговаривал?

Михаил. С кем?!

Олег. Кто?!

Егор. Ребят, вы чего так разволновались? Думали, только за вами сумасшедшие истерички бегают? А Егор Николаевич не нужен никому? (Пауза.) Уж лучше бы не нужен был! Короче, докопалась до меня одна с крышей набекрень. Николь! Влип я, ребята, как кур в ощип. И ведь сначала такой загадочной казалась! Разной всегда, в голосе у нее что-то такое… Нежная, изысканная, непосредственная, не поймешь — не то женщина, не то ребенок. Смотрит странно-странно, как-то не по-человечески. Инопланетянка. И такая бодяга началась. Я с ней и сексом-то занимался только один раз — ну не мой тип женщины, и все тут! Все! Ничего в ней на самом деле нет — ни загадочности, ни мозгов, ни темперамента. Эгоистка жуткая, дрянь, неряха и шлюха. Спит с кем попало, зубы не чистит, изо рта вечно несет как из привокзальной урны, дома — как в могиле. Я как въехал в это основательно — давай Бог ноги. Так что началось! Истерики, слежки. Один раз — бух передо мной на колени, прямо посреди улицы — и давай мои ботинки целовать! С ума сойти, я аж ошалел, народ ошалел, все ошалели! А она — ты гений, я только тебя люблю, все остальные — дерьмо! На хрен мне такая любовь!

Костя выбегает из гримерки.

Егор. Костя, ты куда? Ты чего?

Олег. Ни хрена себе!

Садится на кушетку с огурцом в руке, тщательно жует.

Михаил. Да… Вот, блин! Фея…

Олег (откусывая и жуя). Девочка любимая…

Егор. Вы чего?

Михаил. Да ничего… (Пьет из бутылки водку.)

Олег. Абсолютно ничего. (Пьет из бутылки)

Радио (пьяным голосом Сондры). Костик, ау! Ты где, мерзкий мальчик? (Хихикает) Костенька, я так тебя люблю! Я вышла на сцену, а она пустая, и в зале никого нет — спектакль закончился. Где ты, Костик, ау!

Егор (свирепея). Как она, сволочь, пробралась в радиорубку?! И где-то еще нажраться успела! Почему не выставили из театра?

Радио. Спи, моя радость, усни, рыбки уснули в саду, птички утопли в пруду… Баю-бай, должны все дети…

Егор. Сейчас я ее найду, пусть только мне в руки попадется!

Выбегает из гримерки. Пение по радио обрывается. В дверях появляется Сондра.

Сондра. Сюрприз!

Олег (тоже пьяным голосом). Беги, спасайся, тебя ищут.

Сондра. Кто меня ищет? Я Костеньку звала!

Олег. Лети, голубка! Тебя поймают, в цепи закуют… Егор Николаевич тебе шею свернуть хочет.

Сондра. Ну, мальчики, вы же меня защитите?

Олег. Иди, дитя, домой, твои родители будут волноваться.

Сондра. При чем тут мои родители? Я уже взрослая, могу делать все, что хочу!

Садится на колени к Михаилу. Он обнимает ее, гладит по попе.

Олег. А я? А мне? Как всегда, никого не досталось. Конечно, Олежа может обойтись… Утоплю горе в вине.

Пьет водку стаканами и поет оперные арии басом.

Михаил. Ты хоть закусывай.

Олег. Закуска — признак слабости. Давай пари: кто первый упадет.

Михаил. Да ты уже на ногах не держишься.

Олег. Держусь! И не только держусь.

Резко встает и устраивает сеанс стриптиза: танцует под музыку и раздевается до трусов.

Михаил (потрясенно). Олежа, где ты этому научился?

Олег. Жизнь научила. (Напряженно всматривается.) У тебя одна девушка, две? Жмот! Уступи мне одну!

Михаил. Да я бы с радостью, Олег, но, боюсь, мне самому будет мало.

Сондра. Это почему?

Олег. Понимаю. Ща я сам себе найду.

Хочет уйти, но Михаил его удерживает.

Михаил. У тебя, кажется, были ключи от соседней гримерки?

Олег. Ключи?

Михаил. От смирновской гримерки запасные ключи у тебя в тумбочке лежали. Дай их мне, будь другом.

Олег находит ключи, отдает Михаилу.

Олег. Не попадись Егору Николаевичу — убьет.

Михаил. Да я быстро. Наври ему что-нибудь, если спросит.

Входит Катя.

Катя. Ну что, эту психопатку уже нашли?

Сондра. Я сама нашлась, не беспокойся, Катенька. Ты свободна.

Катя. Миш, ее же Егор Николаевич ищет!

Михаил. Тише, зайка, тише. Ты уже не на рабочем месте, спектакль кончился. Иди домой, а?

Катя. Я лучше пойду Егору Николаевичу расскажу, чем вы тут занимаетесь.

Выбегает из гримерки.

Михаил (Олегу). Вот заело девку. Ей бы замуж надо. Скажи Егору, что я за сигаретами вышел.

Михаил и Сондра уходят, Олег выходит вслед за ними. Входит Костя, садится на кушетку. Пауза.

Костя. Николь, как ты могла? И Миша, и Олег, а то, что у вас было с Егором… Ты к нему подбиралась, используя нас? Он работал с нами, ты с нами спала? Так ты чувствовала себя к нему ближе? Да будь у тебя хоть миллион мужиков, мне все равно, но зачем ты меня так обманывала? Я тебя не люблю, я говорил тебе, помнишь? Это не любовь: просто, кроме тебя, у меня ничего нет. Ничего. Я давно привык к одиночеству, но оказаться совершенно одному — это другое дело. Мне даже легко, наверное, потому, что никогда в жизни не было так страшно. Все вокруг чужое, я больше не способен чувствовать, что я вообще здесь делаю? Я не хочу жить, не хочу, это просто не имеет смысла! Я думал, мы с одной планеты, мы понимаем друг друга. А теперь никого не осталось, и сил у меня, по-моему, больше нет, чтобы дергаться. Как там писали про Цезаря? «Он выстриг воздух вокруг себя ножницами». А я, хоть и не выстригал, тоже оказался в черной дыре. Судьбоносная роль, блин. Нет, я не такой умный, как Цезарь, я тебе верил, когда ты о любви говорила, о том, что всегда хочешь быть со мной, что я единственный. Глупо… Странно, я все равно тебя люблю. Любить можно и в одиночестве… но зачем? Зачем вообще что-то делать? Надо наконец остановиться, я устал, я все-таки не железный.

Достает из кармана упаковку снотворного.

Так, с одной таблетки я легко засыпаю, а если увеличить дозу?

Вынимает инструкцию, читает.