Шерри Семан - Любовница коменданта

— Ну же! Говори!

Я посмотрела на шрам, протянувшийся у долговязого через всю щеку, и попыталась представить себе, что щеку ему раскроила я. Когда он прикоснулся кончиком своей сигареты к моей коже, я закусила губу, чтобы не закричать.

— Мы не можем столько ждать, — сказал один из моих мучителей у меня за спиной.

Долговязый сунул сигарету обратно в рот и кивнул. Он схватил мои трусики и разрезал их своим кортиком. Двое, державшие меня за колени, протянули было ко мне руки, но долговязый оттолкнул их. Рука того, который держал меня за плечо, быстро скользнула вниз и грубо вцепилась в кустик волос. Двое, державшие мне колени, еще шире раздвинули мне ноги. Один из них с вожделением стал тереться о мою икру. Другой плотоядно поглядывал на мои раздвинутые бедра. Тот, что стоял у меня за спиной, просунул руку мне под бюстгалтер. Все они, тяжело дыша, прижимались ко мне своими тяжелыми телами. Долговязый опустился на корточки, вынул сигарету изо рта и, ухмыляясь, поднес ее к моей промежности. Кто-то из его подручных застонал — так распалило его это зрелище. Горящая сигарета придвигалась все ближе и ближе. Я почувствовала ее обжигающий жар.

Этого было достаточно, чтобы я рассказала им все, что они хотели. И даже больше.

— О чем ты хотела спросить, Ильзе?

Комендант отложил перо и повернулся к девочке.

Ильзе в пижаме стояла возле его кресла, держа за руку куклу. Она прислонилась к подлокотнику кресла. Ганс был здесь же. Он ел пряник, разглядывая кабинет. Ильзе повисла на подлокотнике кресла. Ганс заковылял ко мне.

— Почему к вам придут гости? — спросила девочка.

— Потому что мы устраиваем обед, — объяснил комендант.

— Какой обед? Деньрожденный?

— Нет.

— А почему нам нельзя обедать со всеми?

— Потому что это обед для взрослых.

Комендант покосился в мою сторону.

— Отойди оттуда, Ганс.

Мальчик откусил кусочек пряника, представляющего собой миниатюрную женскую фигурку. Он остановился около меня и протянул мне пряник. Я не шелохнулась.

— Я уже большая, — капризничала Ильзе. — Я старше Ганса. Почему мне нельзя побыть с гостями?

— Ганс, отойди оттуда, — повторил комендант.

Мальчик посмотрел на отца, потом снова повернулся ко мне. Он отломил от пряничной фигурки голову.

— Я не хочу спать, — сказала Ильзе. — Я не маленькая, как Ганс.

— На обеде будут одни взрослые, Ильзе, а ты еще не взрослая.

Ганс протянул мне отломленный от пряника кусочек. Я посмотрела на мальчика.

— Ганс! — позвал комендант.

Я проворно схватила угощение.

Комендант поднялся из-за стола. Ганс откусил от пряника очередной кусочек. Я сунула пряничную головку за пазуху. Ильзе захныкала и пошла вслед за комендантом. Тот взял сына на руки.

— Почему мне нельзя побыть с гостями?

— Скажи маме, что я занят и не могу с вами играть.

— Мама говорит, что мы мешаем ей готовиться к приему гостей, — канючила Ильзе. — Я тоже хочу сидеть вместе со всеми за столом. Я ни капельки не хочу спать.

Комендант взял девочку за руку и повел ее к двери вместе с волочащейся по полу куклой. Ганс посмотрел на меня из-за отцовского плеча. Когда комендант открыл дверь, Ильзе заплакала. Он опустил Ганса на пол.

— Это нечестно, — сказала Ильзе.

Комендант вложил ручку Ганса ей в руку.

— Папа, ты плохой! — крикнула Ильзе сквозь слезы.

— У меня много работы, мне некогда с вами играть, — повторил комендант и повел их обоих к лестнице.

Ильзе заплакала еще громче. Комендант затворил за собой дверь и вернулся к письменному столу. Оглашая лестницу рыданиями, Ильзе побежала наверх. Ганс тоже принялся плакать — за компанию с сестрой. Комендант взял перо. Я поднесла руку к груди: там, под ветхой тканью робы лежала пряничная женская головка.

— Что это у вас под одеждой? — спросил патрульный эсэсовец, направляясь к нам. Я шла по улице вместе с пожилой женщиной и мальчиком.

Высокий офицер в форме шефа гестапо, стоявший рядом возле своего черного автомобиля, посмотрел в нашу сторону. Докурив сигарету, он тоже направился к нам. За ним последовало еще несколько эсэсовцев.

— Что у вас под одеждой? — повторил эсэсовец.

Мы остановились. Эсэсовец смотрел на мальчика, а не на нас с женщиной. Шеф гестапо подошел к: нам, закуривая новую сигарету: он курил не переставая. На щеке у него был шрам. Один из эсэсовцев ткнул мальчика винтовкой.

— У меня ничего нет, — ответила пожилая женщина. Эсэсовец злобно посмотрел на нее.

— Вас никто не спрашивает, — рявкнул он и снова повернулся к мальчику.

Я молчала.

— Расстегни пальто, — приказал мальчику шеф гестапо.

Мальчик замер в оцепенении.

— Ты слышишь, что тебе сказано? — снова рявкнул эсэсовец и толкнул мальчика. — Снимай пальто!

Мальчик смотрел мимо него и по-прежнему не двигался. Охранники сорвали с него пальто. Под рубашкой у мальчика были спрятаны продукты: крохотные кулечки с мукой и с сахаром, несколько яблок.

— Ого, да это настоящий контрабандист! — воскликнул высокий со шрамом.

Мальчик старался не дрожать, пока эсэсовцы извлекали у него из-за пазухи съестные припасы. Шеф гестапо затянулся сигаретой и пристально оглядел мальчика. Потом наклонился и приподнял ему штанину.

— А это что такое? — спросил он.

К ноге мальчика была привязана маленькая бутылочка с молоком. Эсэсовцы нахмурились.

— Это для его маленькой сестренки, — сказала пожилая женщина.

Я снова промолчала.

Шеф гестапо выхватил пистолет и застрелил мальчика. Женщина в ужасе уставилась на него. Следующий выстрел достался ей. На меня он даже не взглянул. Эсэсовцы понесли кульки с припасами к себе в машину. Один из кулечков упал, и на мостовую посыпались мелкие кристаллики сахара. Эсэсовец выругался и пнул кулечек ногой. Шеф гестапо сунул в рот очередную сигарету. Тела убитых лежали на мостовой с открытыми ртами. Я пошла прочь.

— Постой! Куда же ты? — сказал комендант.

Не вставая со стула, он схватил меня за руку и притянул к себе.

— Ты должна отрабатывать свое содержание.

Я отвернулась от него, но он заставил меня опуститься на колени и привлек к себе. Его губы лоснились от жирной еды, одежда источала запах дыма. Я посмотрела на стоявшие на столе тарелки с объедками курицы и банку с остатками джема. Скатерть была усыпана хлебными крошками, на ноже оставалось немного масла. Я подумала, что, когда он уснет, я смогу устроить себе настоящее пиршество. Комендант запустил пальцы мне в волосы и, стиснув их, повернул к себе мое лицо. Потом раздвинул бедра, притянул меня поближе и сомкнул ноги у меня на спине.

Я вытянула шею, уставившись на стену поверх его плеча, но он начал клонить мою голову вперед. В углу на патефоне крутилась пластинка.