Лидия Лукьяненко - Ключевой момент

Кстати, именно Ника помогла мне издать книгу. Познакомила со своим издателем. Мне ее стиль нравится. Легкий, с юмором. Пишет она так, словно, сидя на скамеечке, истории из жизни рассказывает. Людям по душе необременительное чтиво. И муж у нее хороший. Из той, меньшей половины их братии, спокойный и терпимый. Терпимость — вот лучшее качество для мужчины. Раньше я этого не понимала. Терпимость ко всему: к жизни и ее поворотам, к жене и ее слабостям. Вот он жену «дурой» не называет, проявляет интерес к ее творчеству и уважает, хотя она и домохозяйка. Но это такой — редкий тип мужчин…

С Никой мы познакомились давно, еще в студенческом лагере. Там и выяснилось, что обе пишем, только она — прозу, а я — стихи. Тогда я училась на юридическом, а она — на экономическом. Правда, экономистом Ника не стала, как и я не стала юристом, но все эти годы мы друг друга из виду не теряли и хотя бы перезванивались. Теперь у нас больше времени для общения. У Ники взрослая дочь, студентка, а сыну исполнилось тринадцать. Последние годы мы видимся часто, читаем сочинения друг друга, советуемся. Ее муж любит, когда я прихожу к ним. Никогда не уходит, если мы его об этом не просим, сидит с нами, разговаривает, делится своими впечатлениями от прочитанного. Мои стихи он тоже читает и хвалит. Пожалуй, это единственный знакомый мне мужчина (кроме, конечно, моего редактора), который дает высокую оценку моим стихам. Нике с ним повезло. Она может быть относительно свободной, будучи замужем. Это тоже редкость.

Мой бывший давил на меня во всем. Диктовал свои условия. Да еще и с выражениями не церемонился. «Дура» — это так, цветочки. Почему он решил, что можно вести себя со мной подобным образом? Когда я это позволила? Теперь уж и не помню. Но факт остается фактом. Как-то сразу в нем была уверенность, что он умнее. Хотя я окончила университет, а он — строительный техникум. Ему казалось, что ум — прерогатива, определяющаяся по половому признаку. Раз мужчина, значит, умный, а женщина…

Выход моей книги нанес ощутимый удар по его самолюбию. Потом некоторые из стихов положили на музыку — получились песни. Одна стала хитом. Ее крутили с утра до вечера по радио. Молоденькая певица в рваных джинсах и черном лифчике пела ее надрывно и исступленно, придавая моим словам совсем иной смысл. Это были простые искренние строки, а в песне они звучали двусмысленно, с подтекстом. Я не спорила, если молодежи так нравится — пожалуйста! Одна эта песня принесла мне больше денег, чем вся книга.

Прелесть одиночества еще и в том, что можно делать то, что в данную минуту хочется, а не то, что нужно. Сколько раз мы прерываем любимое занятие, чтобы ответить на вопрос ребенка, подать ужин мужу, ответить на звонок друга. Потому что мы любим ребенка, ухаживаем за мужем и уважаем друзей. Но почему никто из них не уважает нас? Почему каждый считает, что твое занятие — пустая трата времени по сравнению с его насущными нуждами? А ведь можно, можно же заставить уважать себя, как тот пушкинский дядя! Можно объяснить ребенку, что, когда мама занята, лучше не беспокоить ее вопросом о том, бывает ли летом снег. И мужа можно приучить считаться с твоими занятиями. Неужели трудно самому бросить ложку картофельного пюре и котлету на тарелку? А подруге сказать: «Прости, занята, перезвоню позже»?

Но нет. Мы наступаем себе на горло, удовлетворяем всех и сразу, а мысль ушла, убежала, улетела. А если это не мысль, а крылатая рифма? Тогда и подавно!

Вот почему мне так нравится жить одной. Невозможно быть сразу всем: дочерью, матерью, женой, поэтом. Чтобы что-то создать, надо уметь отрешаться. В юности я это умела. Потому и стихи такие. Благодаря Нике, ее первой публикации, я нашла старую тетрадь, просмотрела, прочитала и… Меня словно прорвало! Столько слов, столько мыслей, эмоций вдруг легко и красиво легло на бумагу. Я отредактировала, подправила старые стихи, и материала хватило на целый сборник. Небольшой, но все же сборник. Два цикла: юношеский и спустя двадцать лет. Взгляд на некоторые вещи поменялся с точностью до наоборот, но как раз это, как сказал главный редактор, и сделало сборник современным, интересным для людей разных поколений.

Сейчас я пишу редко. Отдыхаю. Мне нужен толчок, послание свыше. Я пишу, когда не могу не писать, когда мне плохо, словно надо освободиться от бремени и, пока этого не сделаешь, чувствуешь себя беременным и больным.

Ника — другая. Она не мучается. Просто пишет. Ей это нравится. Она считает, что ее повести нужны людям. Ей самой интереснее читать собственные книги, чем других современных авторов. «Хочешь прочитать хорошую книгу, — любит повторять она где-то услышанную фразу, — напиши ее». Она — молодец! Умудрилась достичь задуманного, не потеряв при этом приобретенного. У нее — семья, друзья, любимое дело. Я же потеряла все, чтобы стать собой. И что удивительно, совсем об этом не жалею. Не нужен мне муж, которого надо заставлять себя уважать. Не нужны бывшие друзья, которые воспринимали меня только как его жену. Не нужна и та зависимая, полная унижений жизнь.

Недавно муж предложил снова жить вместе. Он не может поверить, что я без него счастлива. Не от чего-то там счастлива, а потому что его нет больше рядом. Он думает, что я от обиды ушла. Теперь обида притупилась и снова все возможно. Дурак!

Звонок телефона отвлек меня.

— Привет, Соня! — пропела трубка бодрым голосом Ники. — Звонила тебе вчера, звонила…

— Я вчера рано вырубилась.

— А я вчера поздно с родительского собрания пришла. Они там, в школе этой, все такие идиоты! Мой Колька, наивный, хочет добиться справедливости для всех, вот и получает за всех…

И она подробно стала делиться школьными проблемами своего сына. Ника — «сова» страшная. Спать ложится в три-четыре часа утра. А до этого времени и еду на завтрашний день приготовит, и фильмы посмотрит, и у компьютера посидит-поработает. Я же, наоборот, «жаворонок». И лучше всего мне работается с утра. Но в последние годы я обнаружила, что коварное вдохновение может посетить меня и ночью. Может, я не настоящий «жаворонок», а вынужденный? Привыкла вставать в семь утра, завтрак подавать. Стремилась быть хорошей женой. Ну и чего достигла? Муж Ники утром ее не будит, считается со слабостями жены. Я же говорила, он у нее терпимый. Лучшее качество для мужчины! Когда я выбирала себе мужа, главным считала умеренность. Чтобы меру знал во всем. За такого и вышла: не слишком умный, но и не глупый, не красив, но и не урод. Так, серединка на половинку, усредненность выбирала. Не очень пьющего, не очень строгого, не слишком простого, не сильно умного — умеренного. Выбрала. Серость с амбициями пополам. Самое дурное сочетание. Вот так. В двадцать лет ценила умеренность, в сорок — терпимость. Что в шестьдесят-то будет?