Ги Раше - Месть Гора

В конце концов мне удалось убедить царя предоставить мне свободу действий. Потом я настоял на том же в разговоре с Аснат, которая вознамерилась идти со мной. В присутствии ее отца я сказал ей, что это было бы очень большим риском — она совсем не похожа на египтянку, а значит, ее могут схватить, даже если и не узнают, что она — дочь царя гиксосов. Что до меня, то, одетый в простую крестьянскую набедренную повязку, я всюду мог пройти незамеченным.

Мои доводы убедили супругу и тестя. На следующий день я оделся на египетский манер и тихонько покинул дворец, стараясь, чтобы никто меня не видел. Я вплавь пересек рукав Нила и, выйдя на западном берегу, отправился на юг, не зная, что новости, которых я так жаждал, меня опечалят. Я шел по дороге, которая вилась по границе плодородных земель и пустыни. Этой дорогой пользовались редко, поэтому-то я ее и выбрал, желая избежать встречи с теми, кто мог задержать меня в пути. Дороги, проходящие ближе к реке, пересекали поля и деревни, поэтому всегда были оживленными. Крестьяне не любили путешествовать вдоль края пустыни, потому что испытывали недостаток в воде, а еще там приходилось опасаться диких зверей, змей и даже кочевников, живущих в западных пустынях. Можно было предположить, что многие крестьяне страшились еще и душ умерших, потому что на запад уходили мертвые, влекомые желанием поскорее попасть в Аменти, и именно на западе во все времена строили египтяне свои некрополи…

К счастью, тело мое было все еще достаточно крепким, поэтому я прошел путь от Мемфиса до родных краев за два дня и две ночи. С собой я нес бурдюк с водой и мешок со съестными припасами. Утром третьего дня я достиг дома моего деда. Но, увидев, что крытая пальмовыми ветвями крыша кое-где провалилась, а вместо двери виднеется похожий на разверстую пасть проем, я понял, что деда здесь не найду. Дом был пуст, и мне стало очевидно, что в нем давно никто не жил. Сначала я подумал, что лучше всего сразу отправиться в храм Змеи, так как он был совсем близко, но потом я решил сперва навестить отца и мать, которые всегда рады приютить меня и рассказать, что нового в этих краях.

Дом моих родителей не был заброшен. Моя мать Мериэрт сидела у порога на плоском камне, который отец установил там по ее просьбе, потому что она не любила сидеть на циновке. Когда она меня увидела, мне показалось, что она меня не узнала или не верит своим глазам. И только когда я встал прямо перед ней, она вскочила на ноги с живостью, которая меня обрадовала, — годы еще не были властны над ней. Она была поражена, это было ясно по ее голосу, который прерывался от волнения:

— Ты ли это, сын мой Хети?

Я поздоровался, обнял ее. Какое-то время от радости и удивления она не могла говорить, но понемногу успокоилась и засыпала меня тысячей вопросов, не давая мне времени на ответы, получить которые она, быть может, и не рассчитывала. Я дал ей самой выговориться. Из уважения я дождался, когда она смолкнет, и задал ей вопрос, который камнем лежал на сердце:

— Что стало с моим дедом Дьеди?

Она со вздохом снова присела на камень и сообщила мне печальную новость, которую я так боялся услышать:

— Он покинул нас, его душа отправилась в Поля Иалу два разлива назад. Скоро начнется третий разлив… Он ведь был уже не молод. Должно быть, он уже встретился со своей женой, моей матерью, там, в прекрасном Аменти.

Я поплакал вместе с матерью, потому что тоже очень любил деда, потом спросил у нее, где отец. Она ответила, что он в поле. Я должен был и сам догадаться, ведь в это время крестьяне торопились убрать второй урожай, они должны были успеть до разлива. Когда я сказал, что отправлюсь прямиком туда, мать вскочила, схватила меня за руку и наконец заговорила о том, что было у нее на сердце:

— Дитя мое, сын мой, что ты натворил? — воскликнула она. — Кем ты стал? Молва об этом дошла и до нас, ведь вся страна только о том и говорит, что Хети, сын Себехотепа, стал важным человеком, царедворцем! Он женился на дочери этого презренного выходца из Хару, царя гиксосов! Он объявлен наследником трона Гора, который унаследует после узурпатора, этого царя-чужестранца, чья армия разоряет прекрасные Сады Озириса… Люди называют тебя предателем, говорят, что ты поступил на службу к самому страшному врагу его величества, что рука твоя поражала твоих братьев-египтян, что это ты открыл ордам царей-пастухов ворота Египта…

Напрасно я пытался ее переубедить! Говорил, что, наоборот, близость к царю позволяет мне сдерживать ярость гиксосов, что, взойдя однажды на трон Гора, я верну Египту его свободу… Но она не слушала меня. Когда же я сказал, что пойду к отцу и расскажу ему о себе правду, она упросила меня не делать этого, потому что местные жители, узнав, могут до смерти забить меня палками. Она умоляла как можно скорее уйти и не пытаться встретиться со старыми знакомыми, хотя когда-то эти люди меня любили. И уж точно, по ее словам, мне не следовало показываться в храме Змеи, где меня тут же схватят и приговорят к смерти.

Нет нужды объяснять, как ее слова меня огорчили. Я-то думал, что мои родители и друзья должны радоваться моей удаче — ведь я, простой крестьянин, вознесся к подножию трона Гора, но вместо этого столкнулся только с обвинениями, злобой и враждебностью. Придя в родные места, я намеревался отправиться в храм Собека, где, как и прежде, жил мой учитель Мерсебек, чтобы попытаться оправдаться и уговорить его замолвить за меня слово перед служителями храма Змеи. Но рассказ матери о том, какая идет обо мне слава, разбил все мои надежды и ожидания, ожесточил и возмутил меня настолько, что я решил не мешкая вернуться в Мемфис. Да и мать умоляла меня уходить поскорее. Она сказала, что, несмотря на то что я опозорил свою семью и даже всю деревню, она любила и любит меня. Именно потому, что любовь ко мне жила в ее сердце, она торопила меня с уходом, опасаясь, что кто-то из соседей может узнать меня и причинить мне вред.

Отходя все дальше от дома, в котором я вырос, я пообещал себе, что соберу всю военную силу, имеющуюся в распоряжении царя в Мемфисе, и вернусь, чтобы наказать этих людей за их глупость, ведь они должны были встречать меня как спасителя и защитника! Чем узурпатор, сидящий на троне в Городе Скипетра, лучше меня? Но такова уж человеческая природа: мы предпочитаем злого правителя, родившегося на своей земле, доброму правителю-чужестранцу…

Я не мог забыть о том, что пообещал моему господину Шареку разузнать, какими силами располагают властители прилежащих к Мемфису номов, поэтому неосмотрительно рискнул поближе подойти к реке. Египтяне предпочитают путешествовать и перевозить грузы по Нилу, поэтому я рассчитывал получить достоверные сведения из разговоров с моряками, приплывшими с юга. Эти три дня я путешествовал неузнанным: люди, видевшие меня в последний раз ребенком, не узнавали сына Себехотепа в погонщике быков, ищущем работу, которым я притворился. Не подумал я только о том, что моя очевидная бедность делает меня лакомой добычей для царских рекрутеров!