Анн-Мари Нуво - Анжелика в России

Анжелика закрыла глаза и провела пальцами по своим бровям и векам. «О, господи…».

— Вы действительно все это видели?

Граф припал губами к ее руке.

— Я не верю вам, — прошептала Анжелика.

— Я очень виноват перед вами, — так же шепотом ответил ей граф Раницкий. — Две силы борются за мою душу. Иногда я творю зло, причиняю вам боль, но все это против собственной волн, поверьте… Я мечтаю об одном: бросить все и посвятить всю жизнь служению вам, маркиза. Только лишь… Но все мы вовлечены в какой-то дьявольский хоровод, мы исполняем чью-то волю, мы не свободны в своем выборе… Нам с вами надо повернуть и мчаться к радостям мирной, чистой и светлой жизни. Нет, мы лезем в пасть опасности… Я не боюсь за себя, я не жалею ни себя, ни своих людей, но когда вы, вы, кого я люблю, как душу, вы рискуете вашей единственной, вашей неповторимой жизнью, меня бьет дрожь, я начинаю трепетать…

— Замолчите, замолчите, я прошу вас, — шептала Анжелика.

— Как же я замолчу, когда гибнет моя душа… — с мукой в голосе выкрикнул граф, оттесняя ее к поросшей мхом крепостной стене.

«Здесь все видно, — мелькнуло в мыслях у готовой сдаться Анжелики. — Слуги смотрят…».

— Что вы делаете? На нас смотрят…

— Да и пусть смотрят… Почему я должен скрывать свою любовь к вам?

— Но вы же сами говорили о тайне… — Анжелика с трудом оторвалась от графа, отвернулась и сразу же почувствовала его губы у себя на шее, на плечах… Вздыхая и изгибаясь, она повернулась к нему лицом.

Он целовал ее долго, нежно и страстно, и Анжелика не имея сил сдержаться, стала отвечать ему поцелуем на поцелуй. Шелковистые усики графа приятно щекотали. Прикосновение сильных рук были легки, воздушны. Невольная дрожь прошла по телу Анжелики. И вдруг граф больно, до крови укусил ее за нижнюю губу.

— Ах! — Анжелика резко откинула голову и потрогала языком место укуса.

Раницкий с любопытством смотрел на нее. Он тоже потрогал свои губы кончиком розового языка:

— Какая сладкая у вас кровь, милая маркиза! Это привкус шоколада?

Вспыхнув, Анжелика молча вырвалась из его объятий. «Мерзавец! Змея!» — стучало в висках. Торопливо, скользя и чуть не падая, она пошла вниз по склону к лошадям. Граф, усмехнувшись, поклонился ее спине и, рассеянно насвистывая модный парижский мотивчик, прислонился к поросшей мхом полуразрушенной стене старого укрепления.

Мигулин уже вернулся. Он был озабочен больше обычного, но ничего не сказал о результатах своей поездки. Казак внимательно посмотрел в глаза Анжелике, так же внимательно глянул на оставшегося у стены графа и, опережая расспросы, спросил:

— Что ему от тебя надо?

Он, несомненно, видел, как они целовались.

— Мои бумаги, — ответила Анжелика.

Мигулин спрыгнул с седла на землю, молча передал поводья одному из графских слуг и неторопливо, разминая ноги, стал подниматься к безмятежному графу. Тот стоял, скрестив руки на груди, и, казалось, любовался окрестностями.

Подойдя вплотную, Мигулин твердо, налегая всем телом, наступил графу на вольно отставленную ногу.

— Что?! — вскричал граф, толкая казака в грудь и хватаясь за шпагу. — Что это значит, сударь?

— Да так… — пожал плечами Мигулин.

Граф шагнул в сторону, чтоб за спиной было свободное пространство, и обнажил шпагу:

— Молодой чловек, я вас убью!

— Ха-га-га, — дерзко ответил казак, не меняясь в лице, он тоже отступил, выдерживая дистанцию для боя, и легким движением выхватил из ножен свою узкую черкесскую саблю.

— Что они делают?

Среди слуг графа прошло волнение. Вскинули головы и насторожили уши лошади.

Анжелика, обрывая пряжки и обламывая ногти, доставала из седельного вьюка заветную шкатулку.

Шпага графа блеснула на солнце, но Мигулин успел отбить выпад и ударил в свою очередь. Лязг и скрежет стали о сталь взлетели над старой крепостью, как и в прежние времена.

Слуги графа зашумели:

— На помощь!

— К оружию!

Но Анжелика все же успела достать шкатулку и, чуть не сломав крышку, вырвать из нее заряженный пистолет.

— Стоять! — крикнула она слугам. — Стоять! Кто тронется с места, того я застрелю как собаку!

Слуги не понимали по-французски, но решительный вид маркизы и пистолет в ее руке объяснили им многое. Они заворчали, но не посмели сделать и шага. Верный Яцек, сжимая кулаки, смотрел мимо Анжелики, как на склоне холма его господин дрался с проклятым казаком.

Граф Раницкий теснил Мигулина. Белокурые волосы графа при каждом выпаде взлетали и снова опадали на плечи. Удары были молниеносны, шпага так и свистела в воздухе. Казак, уклоняясь от ударов всем телом, отступал вверх по склону. Он казался слабее графа, но пока не получил ни одной царапины.

Анжелика кусала и без того болевшие губы. Она была меж дерущимися и слугами. При каждом вскрике и звонком ударе она бросала взгляд на холм, а при каждом движении кого-нибудь из слуг вздрагивала и угрожающе приподнимала пистолет.

На самой вершине холма Мигулин отскочил в сторону, разворачивая графа лицом к солнцу, и внезапным толчком сапога в живот опрокинул врага на землю.

Яцек не выдержал и, вскрикнув, бросился мимо Анжелики на помощь своему господину.

— Стой! Я не шучу!

Анжелика выстрелила вслед бегущему, тот упал и со стонами покатился по траве, из раненой ноги текла кровь.

Меж тем граф снова был на ногах и продолжал теснить казака. Оба они все дальше и дальше уходили и почти скрылись за холмом. При очередном выпаде прощально взметнулись и опали светлые кудри Раницкого.

Опомнившись, Анжелика оборотилась к слугам. Те поняли, что она израсходовала единственный заряд, и угрожающе придвинулись. Зверовидный Литвин подсучивал рукава, оголяя волосатые руки. Анжелика метнулась к лошади, намереваясь бежать… Глухой дробный топот на дороге, выворачивающийся из-за поросли молодой вербы, заставил ее оглянуться. Это могла быть ее карета… Но нет!..

Странного вида всадник огромной черной птицей налетел на Анжелику, страшный рывок поднял ее в воздух и бросил поперек чужого седла. Далекий вой, напоминающий вой ветра, достиг ее слуха, и, заглушая этот странный звук, резанул уши вскрик одного из слуг графа Раницкого:

— Спасайтесь, люди добрые! Татары!..

Лошадь неслась во весь мах, и окованная лука седла ритмично подбрасывала Анжелику, впиваясь ей в живот. Лицо тыкалось в потную шкуру рвущейся из-под седла расскакавшейся лошади, либо в чье-то костлявое колено под полосатой шелковой материей. Извиваясь всем телом, Анжелика попыталась сползти с отбивающей ей все внутренности луки седла, это не удалось, и тогда она вцепилась зубами в бедро всадника.

— Вэй!

Похититель на мгновение отпустил ее талию и больно и звонко шлепнул маркизу ниже спины. Анжелика вскрикнула и разжала зубы.